Гордин, Яков Михайлович

Яков Михайлович Гордин
Псевдонимы:	Яков Михайлович, Ян, Иван Колючий.
Дата рождения:	1 мая 1853(1853-05-01)
Место рождения:	Миргород, Полтавская губерния, Российская империя
Дата смерти:	11 июня 1909(1909-06-11) (56 лет)
Место смерти:	Нью-Йорк, США
Гражданство:	Российская империя, США
Род деятельности:	Российский и американский еврейский драматург
Годы творчества:	1880 —
Направление:	Драма

Яков Михайлович Гордин (идиш ‏יעקבֿ גאָרדין‏‎ — Янкев Гордин; 1 мая 1853, Миргород — 11 июня 1909, Нью-Йорк) — известный еврейский драматург; псевдонимы Яков Михайлович, Ян, Иван Колючий.

Биография

Яков Гордин родился в Миргороде Полтавской губернии (ныне — Полтавская область Украины). В 17 лет начал писать на русском языке в разных провинциальных газетах, позже — в петербургском журнале «Неделя», где поместил целый ряд рассказов из жизни сектантов-штундистов и из еврейского быта.

Гордин был под сильным влиянием религиозного учения Толстого. В 1880 им основано «духовно-библейское братство», ставившее себе целью реформировать еврейство на «толстовских» началах; преследуемое царским правительством за «вредный образ мыслей», «братство» это прекратило своё существование, а Гордин был вынужден уехать в Америку, где и отдался всецело еврейской драматургии.

Гордин написал свыше 70 пьес. В своих пьесах Гордин культивировал искусство народной «поговорки», «красного словца» или народной шутки; юмором этой «поговорки» и исчерпывается жизненность его драм. В отношении театральной техники Гордин применял обычные приёмы ранних драматургов-натуралистов, достигая значительной сценичности.

Гордин сыграл большую роль в истории еврейской драмы и театра: он вытеснил из еврейского репертуара господствовавший до него лубочный жанр «исторических оперетт». Эти оперетты писались на исковерканном еврейском языке (с примесью множества немецких слов); Гордин очистил еврейскую пьесу от этих наносных слов и ввёл в неё живой разговорный еврейский язык, простой и лёгкий; он поднял авторитет еврейского театра, привлёк к нему внимание широких еврейских масс и интеллигенции.

На русской сцене особенно большим успехом в своё время пользовалась его пьеса «За океаном»; также часто ставились — «Миреле Эфрос</span>^ru_en», «Хася сиротка» и другие.

Пьесы Якова Гордина стали основой для первых еврейских фильмов, снятых на первых еврейских киностудиях, созданных Мордко Товбиным.

Библиография

• На еврейском языке — избранные драмы в 2 тт., N.-Y., 1911
• Сборник пьес, перевод на русский язык в издательстве «Театр и искусство», СПб., 1910.
• Lexicon Рейзина, Вильна, 1926.

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/11262 Гордин Я‘аков] — статья из Электронной еврейской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Гордин, Яков Михайлович

– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?