Громово (станция, Куйбышевская железная дорога)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 52°54′43″ с. ш. 48°18′41″ в. д. / 52.91194° с. ш. 48.31139° в. д. / 52.91194; 48.31139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.91194&mlon=48.31139&zoom=14 (O)] (Я)
Станция Громово
Куйбышевская железная дорога
Отделение ж. д.:

Самарское отделение

Дата открытия:

1951[1]

Код в АСУЖТ:

[osm.sbin.ru/esr/esr:635931 635931]

Код в «Экспресс-3»:

2024637

Гро́мово — бывшая железнодорожная станция Куйбышевской железной дороги на линии Сызрань — Сенная. В данное время является стыком Приволжской и Куйбышевской железной дороги (САИ ПС) и пассажирским пригородным остановочным пунктом. Станция Громово прекратила своё существование после завершения реконструкции участка Сызрань - Сенная.

Линия электрифицирована на переменном токе, грузовое и пассажирское движение обслуживается электровозами Приволжской дороги: серии ЭП1 приписки ТЧ Саратов и ВЛ80С, ВЛ80Т ТЧ Петров Вал и ТЧ им. М. Горького.

Ближайшие станции: Рябина и Возрождение.



См. также

Напишите отзыв о статье "Громово (станция, Куйбышевская железная дорога)"

Примечания

  1. Железнодорожные станции СССР. Справочник. — М.: Транспорт, 1981

Ссылки

Отрывок, характеризующий Громово (станция, Куйбышевская железная дорога)

Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.