Депрограммирование

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Депрограммирование (англ. deprogramming) — меры по выведению человека из религиозной или политической организации. Частью процесса депрограммирования обычно является похищение с последующим применением различных форм психологического давления и принуждения. По поводу депрограммирования в обществе возникло большое количество серьёзных дискуссий, связанных с темами свободы вероисповедания и гражданских прав личности.

Более мягкая форма вывода из организаций, рассматриваемых депрограммистами как опасные культы, называется «консультирование по выходу».

Представления о процессе депрограммирования в средствах массовой информации и в академических источниках варьируют в значительном диапазоне, от некритично положительных до крайне отрицательных.

Юридическая законность и оправданность принудительного депрограммирования были подвергнуты острой критике как со стороны представителей новых религиозных движений (НРД), так и со стороны изучающих их специалистов. Эту критику поддержали такие социологи, как профессор Эйлин Баркер и целый ряд^{[сколько?]} других учёных^[кто?]. Их главные аргументы состоят в том, что депрограммирование представляет серьёзную опасность для здоровья человека, и что незаконно похищать людей, если они добровольно участвуют в деятельности какой-либо организации. Баркер также утверждает, что в случае, если принудительное депрограммирование кончается провалом, это только усиливает стену недоверия и отчуждения между членом НРД и его родственниками.

После ряда случаев депрограммирования, вызвавших обвинения специалистов по депрограммированию в совершении ими уголовных преступлений и гражданских судебных исков, которые они начали проигрывать, специалисты по депрограммированию стали заявлять о том, что отказались от "депрограммирования" и впредь будут заниматься "консультированием по выходу", то есть деятельность будет осуществляться на основе добровольного согласия, без похищений и насильственных удерживаний.

Процедуры депрограммирования

Никаких стандартизированных процедур депрограммирования не существует, и поэтому их описания могут довольно сильно различаться. Имеется множество фактов, сообщений и докладов, среди которых есть также интервью бывших депрограммеров.

Основным элементом депрограммирования является убеждение депрограммируемого в том, что к нему применили метод контроля сознания, неформально называемого «промывание мозгов». Депрограммеры считают, что если человек соглашается с этим утверждением, то дальнейшая часть депрограммерской операции не составляет большой трудности.

Дуброу-Эйхель обнаружил в изданных депрограммерами работах, помимо различий, также и много сходных факторов:

• добровольное либо принудительное удаление человека из обстановки культа (религиозной организацией депрограммируемого);
• получение доверительных отношений с человеком;
• обсуждение культа, сообщение новой информации о культе;
• пресечение связанных с культом моделей поведения ;
• явные или скрытые признаки того, что человек отверг свою зависимость от культа.

Тэд Патрик, один из родоначальников депрограммирования, использовал жёсткий конфронтационный метод:

Когда Вы депрограммируете людей, вы заставляете их думать… Я пытаюсь выбить их из состояния равновесия, и это вынуждает их начать сомневаться, колебаться и раскрыть свой разум. Когда их разум доходит до какой-то определённой точки, они могут смотреть через ту ложь, в которую при помощи программирования их заставили поверить. Они понимают, что их обманули, и они выходят из этого. Их разум начинает работать снова.

Партнёр и ассистентка Патрика Сильвия Бафорд условно разделила депрограммирование на пять этапов:

1. Полная дискредитация авторитета лидера культа.
2. Вопросы, направленные на поиск противоречий между «идеологией» и «реальностью». Типичный пример: «Как он может проповедовать людям любовь, если он сам эксплуатирует людей?»
3. Точка перелома. То есть субъект начинает слушать депрограммера, и «реальность» начинает иметь большее значение, чем «идеология».
4. Самовыражение. То есть субъект начинает открываться и выражать собственное недовольство против культа.
5. Идентификация и перенос личности. То есть субъект начинает идентифицировать себя с личностью депрограммеров, и начинает думать о себе, как о противнике культа, а не как о его члене.

Депрограммирование и похищение людей

Депрограммирование очень часто сопровождалось похищениями с целью изоляции человека от его культовой группы. Процентное соотношение случаев похищения в таких делах очень сильно варьирует в зависимости от источника. Джозеф Сцаймхарт, бывший депрограммер, сообщил, что «у меня до 1992 года был небольшой процент случаев, когда родственники выбирали содержание взаперти и похищение культистов для проведения им депрограммирования». Бывший депрограммер Рик Росс заявляет, что 90 % его случаев депрограммирования с 1982 года были добровольными. Некоторые другие данные указывают на цифру около 30 % случаев похищений.

Депрограммирование и насилие

Заявления самих депрограммеров разительно отличаются в отношении использования ими насилия, особенно если сравнивать их с драматичными заявлениями тех, кого они «депрограммировали», но которые остались верны культу. Стивен Хассан в своей книге «Снятие оков» решительно выступал против принудительных депрограммерских методов, использующих насилие и угрозы.

Социолог Эйлин Баркер писала в своей книге «Наблюдение за насилием»:

Несмотря на то, что депрограммирование стало ослабевать со временем… многочисленные свидетельства тех, кто подвергался депрограммированию, описывают нахождение под угрозой оружия, избиений, лишения сна и еды, а также сексуального насилия. Однако совсем необязательно полагаться только на истории самих жертв насилия. Тэд Патрик, один из самых печально известных депрограммеров (отбывший несколько тюремных сроков за свои деяния), открыто кичится насилием, которое он использовал. Сирил Воспер, член британской группы оповещения о культах, FAIR, был осуждён в Мюнхене в ноябре 1987 года за «причинение физического вреда» в ходе одной из его многочисленных попыток депрограммирования. И множество подобных судебных решений имеется в других письменных документах.

В деле «Коломбрито против Келли» суд принял следующее определение депрограммирования (это определение воспроизвёл Дж. Ле Маулт в 1978 году в издании Fordham Law Review):

Депрограммеры — это лица, которые по требованию родителя или другого близкого родственника захватывают члена религиозной секты и затем содержат его против желания, подвергая умственному, эмоциональному и даже физическому насилию, пока тот не отказывается от своих религиозных верований. Депрограммеры обычно работают за плату, которая зачастую достигает суммы в 25 тысяч долларов. Процесс депрограммирования начинается с похищения. Часто физически сильные люди насильно сажают человека в автомобиль и доставляют его к месту, где он оказывается изолированным от всех, кроме похитителей. Человека могут удерживать против его желания до трёх недель и более. Однако чаще всего исходное депрограммирование длится несколько дней. Сон человека ограничивается, и ему говорят, что не освободят до тех пор, пока его верования не получат одобрения от его похитителей. Члены депрограммерской группы, так же как и члены семьи похищенного, заходят в помещение, где содержится жертва, и обрушивают на него шквал вопросов и обвинений до тех пор, пока тот не отречётся от своей новой религии.

Кэрол Джиамбалво, консультант по выходу из культов, пишет:

Предполагалось, что подвергнувшийся промыванию мозгов мыслительный процесс члена культа должен быть переломлен (или «вырублен», как некоторые это называют) средствами, которые шокировали бы или запугали культиста, приведя его снова к способности мыслить. По этой причине иногда демонстративно сжигались фотографии лидера культа, применялись жёсткие конфронтационные приёмы взаимодействия между депрограммерами и культистами. Часто стремились вызвать эмоциональную реакцию на информацию, шок, страх или жёсткое противостояние. Существуют ужасные истории — подаваемые наиболее пафосно самими культами — о содержании взаперти, избиениях, и даже изнасилованиях. И мы должны признать, что встречали некоторых прежних коллег, рассказывавших о своём опыте депрограммирования — различных наручниках, владении оружием, склонности к сексуальному насилию. Но, к счастью, они находятся в меньшинстве — и в наших умах им нет никакого оправдания. Тем не менее, депрограммирование позволило освободить многих индивидуумов, ставших пленниками деструктивных культов, когда другие альтернативы оказались бессильны.

Ссылки

• [www.icsahome.com/articles/exit-counseling-and-the-decline-of-deprogramming-kent Exit Counseling and the Decline of Deprogramming]
• Dubrow-Eichel, Steve K. (Ph.D). [shirki.jino-net.ru/forum/index.php?topic=78.0 Deprogramming: A Case Study.]// Cultic Studies Journal.
• Дукян С. С. [referat.rsu.ru/D212.208.13/09.00.13/20061206_D212.208.13_09.00.13_Dukyan.doc «Молодёжные религиозные группы и антикультовые движения: история противостояния»]

Отрывок, характеризующий Депрограммирование

– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.