Детские трудовые миграции в Норвегии

Детские трудовые миграции в Норвегии (норв. Barnevandringer, букв. «бродящие дети»; устоявшегося перевода термина на какой-либо язык не существует) — социальный феномен в истории Норвегии, имевший место с 1700-х годов до начала XX века и заключавшийся в массовых миграциях детей по стране в поисках работы на скотоводческих фермах, приходящихся на весенний и летний сезоны и возобновлявшихся осенью в обратном направлении. В современном мире более всего известны детские миграции в Агдере начала 1800-х годов — благодаря норвежскому фильму 2010 года «Юхан-скиталец».

В XVIII—XIX веках волки и медведи были достаточно многочисленны в стране и угрожали поголовью скота, поэтому потребность в пастухах была высокой. Приблизительно с 1700-х годов, но особенно с 1830-х по 1910-е, каждый апрель большое количество детей в возрасте от 7 до 15 лет начинали пеший путь из маленьких деревень Консмо, Хегебустада, Кваса, Квинесдала и других, собираясь обычно у церкви в Консмо в группы и отправляясь на крупные фермы на востоке страны, чтобы работать на тамошних пастбищах в качестве пастухов. Конечной целью их путешествий обычно были богатые хозяйства к востоку от Кристиансанна: Твейт, Биркенес, Ландвик или расположенные ещё дальше на восток населённые пункты. Часто детям приходилось проходить 15-20 миль пешком и без остановок. В 1884 году, например, 22 ребёнка в Консмо не посещали школу из-за того, что были вынуждены пасти скот на восточных фермах.

Дети также нередко были заняты на других работах на фермах: ремонт сараев, приготовление пищи, сенокос и плотничество. Некоторые из детей попадали к хорошим людям и жили в целом хорошо, тогда как другие вели почти рабское существование. Домой они начинали возвращаться, как правило, в конце осени.

Пути бродящих детей пролегали через долины. Пейзаж в те времена отличался от сегодняшнего: почти не было лесов, а для выпаса скота часто использовались болотистые земли. Отдельные тропы, протоптанные бродящими детьми, ещё можно обнаружить, хотя большая их часть ныне уничтожена прокладыванием автомобильных и железных дорог или же садами и сельхозугодьями.

В современной Норвегии о данном социальном явлении написано несколько научных работ, а в Консмо есть целый музей бродящих детей, где представлено множество связанных с этим феноменом фактов и свидетельств.

Библиография

• Gabriel Øidne. Barnevandringer I Vest-Agder heimbygdkunnskap. Flekkefjord 1955.
• Barnevandringer, Eide forlag, Bergen, 2001, ISBN 82-514-0623-4, utgitt med stønad fra Norsk kulturråd.

Отрывок, характеризующий Детские трудовые миграции в Норвегии

Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.