Джигербенд

Джигербенд — город в юго-восточном Хорезме, упоминаемый в средневековых источниках.

Впервые он упомянут у ал-Истахри (середина X в.) при описании караванного пути из Бухары в Хорезм через Амуль (МИТТ, 1939, с. 180). «Дорога из Бухары в Хорезм — это дорога по пустыне. Едут из Бухары день до Фарахши по населенной местности, потом едут 8 дней все время по пустыне, в которой нет станций, рабатов и жилых мест, — это путь по пастбищам, поэтому для него не приводятся остановки. А кто желает, переправляется через Джейхун и Амуль и едет в Хорезм. От Бухары до Фарабра два дня пути, в Фарабре переправляются через реку в Амуль, от Амуля едут по берегу день до Виза, от Виза до Мардуса день пути, от Мардуса до Асбаса день, от Асбаса до Сайфина день, затем до Тахирии день, затем до Джигирбенда день, затем до Даргана день, затем до Садвара день, затем до Хазараспа день, затем до г. Хорезма день, а (всего) от Бухары до Хорезма по населенной местности 12 дней пути».

Более подробные сведения о городе принадлежат ал-Макдиси (конец X в.), который, перечисляя города левобережного Хорезма, отмечает: «Джигербенд подобен Хиве, он на берегу, в нем много деревьев и садов, рынок его велик и благоустроен, соборная мечеть на краю его; его пересекает главная дорога» (МИТТ, 1939, с. 188). Тот же автор указывает, что на правом берегу реки, у переправы, находился одноименный рабат (МИТТ, 1939, с. 206), который, очевидно, должен был эту переправу охранять; его можно отождествлять с сохранившимися доныне развалинами Сартараша (Лоховиц, 1979, с. 115—116). Судя по всему, помимо основного караванного маршрута с переправой у Амуля существовал и путь через Джигербент. Следующее по времени упоминание города (Джа’фарбенд) можно видеть в пересказе Бейхаки повествования Бируни о завоевании Хорезма Махмудом Газневи в 1017 г. (Бартольд, 1963, с. 340, примеч. 2). Обращает на себя внимание отсутствие упоминания о Джигербенте у автора начала XII в. Якута, оставившего наиболее пространное описание Хорезма накануне монгольского нашествия. Возможно, это свидетельствует о том, что город в его время лежал в развалинах или влачил жалкое существование. Однако в дорожнике XIV в., составленном Хамдаллахом Казвини, Джигербент вновь назван в числе населенных пунктов, лежавших на пути из Мерва в столицу Хорезма (МИТТ, 1939, с. 511).

В хивинских хрониках (Мунис-Агехи) XIX в. появляется топоним Джигербенд-Ата, указывающий, что с развалинами был связан культ какого-то местного святого. Почитаемая «гробница» его находится в пещере, вырубленной в обрыве холма. Эта святыня явно позднего происхождения, однако проведенные раскопки показывают, что уже в средневековом городе существовало весьма своеобразное святилище. Исследователи, начиная с В. В. Бартольда, отождествляют это городище со средневековым городом Джигербенд (Джикарбанд), упоминаемым авторами X—XI и XIV вв. (Бартольд, 1963, с. 197, 198, 210, 211, 340; Бартольд, 1965, с. 164; Гулямов, 1957, с. 134; Беленицкий, Бентович, Большаков, 1973, с. 172, табл. 2).

Ныне развалины этого городища одноименным названием расположено в Туркменистане, примерно в 50 км к северу от города Дарган-Ата и в 3 км западнее современного русла левого берега Амударьи.

Ссылки

1. Бартольд, В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. Сочинения, том I. М, 1963.
2. Бартольд, В. В. К истории орошения Туркестана. Сочинения, том III. М, 1965.
3. Беленицкий А. М., Бентович И. Б., Большаков О. Г. Средневековый город Средней Азии. Л, 1973.
4. Гулямов Я. Г. История орошения Хорезма. Т, 1957.
5. Лоховиц В. А. Каравансараи верхнего Хорезма. В сб.: Этнография и археология Средней Азии. М, 1979.
6. МИТТ. Том I, М.-Л., 1939.

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Джигербенд

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.