Дмитриев, Яков Петрович

Яков Петрович Дмитриев
нарком юстиции РСФСР
август 1937 год — 25 января 1940 год
Предшественник:	В.А. Анто́нов-Овсе́енко
Преемник:	К.П. Горшенин
председатель Верховного Суда РСФСР
17 сентября 1937 год — 17 октября 1937 год
Предшественник:	И.Л. Булат
Преемник:	А.П. Солодилов

Яков Петрович Дмитриев (18 октября 1892 года, село Полянка, Промзинская волость, Алатырский уезд, Симбирская губерния - декабрь 1975 года г. Москва) — советский государственный и партийный деятель. Дивизионный военный юрист.

Член РСДРП(б) - РКП(б) - ВКП(б) - КПСС с марта 1917 года

Биография

ДО 1922 ГОДА

Отец, крестьянин и грузчик. Национальность - русский.

Я.П. Дмитриев получил 3-х классное образование. Работал маляром, кровельщиком, ремонтным рабочим, кладовщиком в Поволжье и на Дальнем Востоке. В октябре 1913 года призван в армию. С осени 1914 года его 12-й Туркестанский стрелковый полк направлен на Западный фронт. Старшина с марта 1917 года. В 1917 году председатель ротного комитета и член полкового комитета. Демобилизован в декабре 1917 года.

В январе 1918 года избран председателем Алатырского уездного бюро крестьянской секции крестьянского съезда. В январе 1918 года избран членом Симбирского губернского исполкома Съезда рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В феврале 1918-июле 1919 годов губернский комиссар социального обеспечения. Участвовал в подавлении белогвардейских отрядов. В июле 1919-мае 1920 года в РККА. Агитатор-организатор при политотделе Управления формирования войск Восточного фронта, начальник 3-го политического отделения политотдела, начальник экспедиции Политуправления Западной армии, начальник снабжения Политуправления Западной армии (Казань).

В мае 1920-апреле 1921 годов член реввоентрибунала запасной армии и Приволжского военного округа, председатель 4-го отдела реввоентрибунала ПриВО, председатель 5-го отдела реввоентрибунала ПриВО.

В апреле 1921-ноябре 1922 годов член коллегии 1-й Туркестанской стрелковой двизии, председатель Самаркандского горсовета. В 1922 году активно участвовал в уничтожении отрядов басмачей.

В 1922-1937 ГОДАХ

В 1922-1928 годах заместитель председателя реввоентрибунала 3-го стрелкового корпуса, председатель реввоентрибунала 3-го стрелкового корпуса (г. Тамбов), член реввоентрибуналов 2-го и 10-го стрелковых корпусов, заместитель председателя 2-го стрелкового корпуса (г. Москва). 1924-1927 годы учеба на рабфаке. 1927-1929 годы учеба в 1-м МГУ, учебу не закончил. В 1931 году учился в Московском институте советского права на международное отделение, учебу на закончил.

С 1 марта 1928 по сентябрь 1937 года член военной коллегии Верховного Суда СССР. Как член военной коллегии являлся участником массовых репрессий в СССР. Приговорил к различным наказаниям тысячи невинных людей.

В 1937-1940 ГОДАХ

22 сентября 1937 - 17 октября 1937 года председатель Верховного Суда РСФСР.

18 октября 1937 - 26 января 1940 года нарком юстиции РСФСР. Занимая пост наркома юстиции РСФСР не смог стабилизировать деятельность органов юстиции, дезориентированных после Большого террора и, был снят с поста.

В сентябре 1938 - июле 1940 годов член коллегии Народного комиссарата Юстиции СССР.

На посту наркома юстиции РСФСР активно участвовал в проведении массовых репрессий. Ориентировал судей на ужесточение репрессий.

ПОСЛЕ 1940 ГОДА

В апреле 1940 - июне 1941 годов Директор Всесоюзной заочной правовой Академии.

В июне 1941 - мае 1943 годов председатель военных трибуналов Центрального, Карельского, 2-го Украинского, 3-го Белорусского фронтов.

В мае 1943 - мае 1945 годов председатель военного трибунала 5 гвардейской танковой армии.

В мае 1945 - январе 1946 годов председатель военного триубунала Приволжского военного округа.

С января 1946 года пенсионер.

Награды

• Награждён орденом "Красная Звезда" (20 августа 1937 года)
• Награждён медалью "ХХ лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии" (2 февраля 1938 года)
• Награждён орденом Ленина
• Награждён орденом Красного Знамени
• Награждён орденом Отечественной войны 1-й степени
• Награждён 7 медалями

Отрывок, характеризующий Дмитриев, Яков Петрович

– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.