Доля, Евдокия Ивановна
| Евдокия Доля | |
| Євдокія Доля | |
 | |
| Имя при рождении: |
Явдоха Іванівна Волошко |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
Евдокия Ивановна Доля (укр. Євдокія (Явдоха) Іванівна Доля настоящая фамилия Верховинец-Костева; 1885—1988) — украинская советская актриса.
Биография
Родилась 1 марта 1885 года в Полтаве в многодетной семье. Отец, Иван Погорелый, в зрелом возрасте переквалифицировался из наборщика типографии в регента. Руководил хором в епархиальном училище, где с восьми лет училась и пела и Евдокия. Играла также в драматической студии при русском театре «Красный факел». Во время гастролей на репетицию посетили именитые артисты Николай Садовский, Иван Марьяненко, Северин Паньковский. Девушка солировала в кантате Николая Лысенко «Бьют пороги». После прогона Садовский пошутил: «Голос я слышал, артистки же не вижу» (из-за её невысокого роста).
В двадцать один год Евдокия приехала в Киев в составе труппы Николая Садовского в первый стационарный украинский театр. Там познакомилась с Василием Верховинцем, а через два года они поженились.
Незадолго до революции Верховинцы вернулись в Полтаву — перешли в «Общество украинских актёров» под руководством Ивана Марьяненко.
В первые годы советской власти там образовался национальный концертно-театральный центр. Десять лет (с 1919-го до 1929-го) там работала Верховинец-Костева, гастролировала с группой солистов страной. Василий Николаевич начал «Женский хоровой театрализованный ансамбль» («Жинхоранс»). Его артисты театрализовали песни.
Доля стала режиссёром. В середине тридцатых в Москве состоялась первая «Декада украинской литературы и искусства». Василий Верховинец тогда поставил обрядовые танцы к опере Н.В.Лысенко «Наталка-Полтавка».
В 1938 году Василия Верховинца арестовали, обвинили в «вольнодумстве», а впоследствии расстреляли. Евдокию Ивановну сослали в Казахстан, где она пробыла с 1938-го до 1944-го. Вернулась на родную Полтавщину, в областную филармонию. Сначала была декламатором, а затем возглавила вновь ансамбль и снова гастролировала вплоть до выхода на пенсию в 1959 году.
Ушла из жизни 15 ноября 1988 года в Киеве.
Фильмография
- 1931 — Колиивщина — мать невесты
- 1961 — За двумя зайцами — эпизод (нет в титрах)
Напишите отзыв о статье "Доля, Евдокия Ивановна"
Ссылки
- Мистецтво України: Біографічний довідник. К., 1997. — С.215.]
- histpol.pl.ua/pages/content.php?page=1452
Отрывок, характеризующий Доля, Евдокия Ивановна
– Ростов, ты где?– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
