Дунаев, Николай Иванович

Наиль Дунаев
Наил Дунаев
Имя при рождении:	Николай Иванович Дунаев
Дата рождения:	3 мая 1937(1937-05-03) (86 лет)
Место рождения:	д. Ахметьево, Заинский район, Татарская АССР
Профессия:	актёр, театральный педагог
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Театр:	Татарский академический театр имени Галиаскара Камала
Награды:

Наиль Дунаев (настоящее имя: Николай Иванович Дунаев) — российский актёр и театральный педагог. Ведущий артист Татарского государственного академического театра имени Г. Камала.

Биография

Родился 3 мая 1937 года в деревне Ахметьево Заинского района республики Татарстан. По национальности татарин. В 1961 году в составе татарской группы окончил Высшее театральное училище им. М.Щепкина в Москве и был принят в труппу Татарского академического театра.

Ведущий многоплановый актёр, отзывчивый педагог. Мягкой, теплой творческой индивидуальности Дунаева присуща внутренняя психологическая наполненность, жизненная убедительность.

Наряду со сценической деятельностью занимается переводами, преподает актёрское мастерство в Казанском университете культуры и искусства, профессор (2006).

Общественное признание

• Заслуженный артист Татарской АССР (1972).
• Лауреат Государственной премии Татарской АССР им. М. Джалиля (1978).
• Народный артист Татарской АССР (1982).
• Заслуженный артист Российской Федерации (1996).
• Лауреат Государственной премии Республики Татарстан им. Г. Тукая (1998).
• Профессор (2006).

Роли

• Ибрагим — «Осенние ветры» А. Гилязов
• Акъегет — «В ночь лунного затмения» М. Карим
• Гефест — «Не бросай огонь, Прометей!» М. Карим
• Гаяз — «Искры» Т. Гиззат
• Мирзахан — «Потоки» Т. Гиззат
• Нияз — «Последнее письмо» Х. Вахит
• Марат — «Перед свадьбой» Х. Вахит
• Шамиль Усманов — «Шамиль Усманов» А. Гилязов и А. Яхин
• Сайяр — «Приехала мама» Ш. Хусаинов
• Валерик — «Третья патетическая» Н. Погодин
• Василий — «Одна ночь» Б. Горбатов
• Фигаро — «Женитьба Фигаро» П. Бомарше
• Газиз — «Дуэль» М. Байджиев
• Подхалюзин — «Свои люди — сочтемся» А. Островский
• Паратов — «Бесприданница» А. Островский
• Залешин — «Светит, да не греет» М. Амир
• Гаяз — «Агидель» М. Амир
• Шамсутдин — «Кул Гали» Н. Фаттах
• Равиль — «Суд совести» Д. Валеев
• Давыт — «Две мысли» Г. Кулахметов
• Бахтияр Канкаев — «Бахтияр Канкаев» Т. Миннуллин
• Нурислам — «Дружеский разговор», «Прощайте» Т. Миннуллин
• Якуб — «Мы уходим, вы остаетесь» Т. Миннуллин
• Алексей — «Ильгизар + Вера» Т. Миннуллин
• Айдар — «Зифа» Н. Исанбет
• Качкинский — «Беглецы» Н. Исанбет
• Мирвали — «Три аршина земли» А. Гилязов
• Нугман — «Наследие» Г. Каюм
• Махмуд — «Два часа и вся жизнь» Р. Хамид
• Сосед — «Бичура» М. Гилязов
• Бикбау — «Волны подо льдом» А.-Т. Рахманкулов
• Ахмади — «Брачный контракт» Г. Исхаки
• Лисео — «Дурочка» Лопе де Вега
• Ашуг — «Легенда о девушке Арзы» М. Тарухан
• Мулланур — «Мчит меня мой конь в Казань» З. Хаким
• Луиджи — «Суббота, воскресенье, понедельник» Эд. де Филиппо
• Абубакир — «Прости меня, мама!» Р. Батулла
• Байгура — Голубая шаль — Карим Тинчурин
• Шаяхмет — Перстень — Фатих Хусни (инсценировка Ильгиза Зайниева)
• Джаудат — Запоздалое лето — Ильгиз Зайниев
• Самат — Ружье — Зульфат Хаким
• Тимерланов Булат Айтуганович, актёр — Горький цвет — Ильгиз Зайниев
• Гэргэри — Зятья Гэргэри — Туфан Миннуллин
• Ассистент режиссёра — Зятья Гэргэри — Туфан Миннуллин
• Зиганша — Голубая шаль — Карим Тинчурин
• Нугман — Поговорим о любви — Ильгиз Зайниев
• Зимин Федор Семенович — Немая Кукушка — Зульфат Хаким

Ссылки

• [www.kamalteatr.ru/ Татарский государственный академический театр имени Г. Камала]
• [www.kzntm.ru/ Казанский театральный музей]
• [stdtatar.ru/ Союз театральных деятелей республики Татарстан]

Отрывок, характеризующий Дунаев, Николай Иванович

Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.