Зарубежные высшие военно-научные курсы

Зарубе́жные вы́сшие вое́нно-нау́чные ку́рсы (аббр. — ЗВВНК) под руково́дством профе́ссора генера́л-лейтена́нта Н. Н. Головина́ — зарубежные высшие военные курсы Белой эмиграции, созданные в 1927 году военным учёным бывшей Русской императорской армии Н. Н. Головиным как преемники Императорской Николаевской военной академии в эмиграции. Курсы были созданы для обучения военным наукам кадров будущей Русской армии.

Возникновение

После поражения в вооружённой борьбе с большевизмом за границами Советской России оказалось несколько десятков тысяч профессиональных военных, служивших в Русской императорской, а затем и в Белой армиях, которые рассматривали своё нахождение на чужбине как кратковременное и не отказывались от мысли профессионально служить своей родине в будущем, как только большевистская власть будет свергнута. В начале 1920-х годов в Европе уже функционировали восемь русских юнкерских училищ в которых обучалось до трёх тысяч юнкеров, в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев и в Бизерте обучалось 1400 кадет. Большинство профессоров военных академий бывшей Императорской армии также оказались в эмиграции, где они продолжили научную и педагогическую деятельность, печатаясь в эмигрантских военно-научных журналах (в эмиграции издавались «Часовой», «Война и мир», «Военный сборник», «Осведомитель», «Военный вестник» и другие) и читая лекции на кафедрах высших военных учебных заведений приютивших их стран.

Ввиду наличия в эмиграции большого количества офицеров встал вопрос о создании высшей военной школы за границей. Уже осенью 1921 года, как только Армию удалось перевести из Галлиполийского лагеря на Балканы, Главнокомандующий Русской армии П. Н. Врангель предложил признанному военному исследователю Н. Н. Головину создать военную академию и возглавить её. Ввиду того, что какие бы то ни было пособия для изучения военного дела отсутствовали, генерал Головин указал Врангелю на несостоятельность в тот момент подобного начинания. Врангель, согласившись с этими доводами, дал Головину поручение заняться сбором всех необходимых материалов для открытия академии.

Начиная с 1922 года в центрах расселения русских войск генералом Головиным были образованы «Курсы высшего военного самообразования» на основе добровольных кружков. К 1925 году такие кружки действовали во Франции, КСХС, Болгарии, Бельгии, Чехо-Словакии, Англии и США, при этом число кружков достигло 52, а участников — 550.

Параллельно с этим Головин занимался сбором научных материалов и подбором профессорско-преподавательского состава. В 1924 году им была написана фундаментальная работа «Мысли об устройстве будущей российской вооружённой силы: Общие основания». Зимой 1926—1927 годов в помещении Общества галлиполийцев в Париже Головин провёл пять пробных лекций, на которых излагал содержание своего труда. Лекции имели большой успех в военной среде. Было решено, что пора открывать если не академию, то по меньшей мере высшие курсы.

Программа обучения

В основу работы Курсов было взято положение бывшей Императорской Николаевской военной академии в редакции 1910 года. Был утверждён академический знак с вензелем Великого князя Николая Николаевича и императорской короной. Выпускники курсов причислялись к Генеральному штабу будущей армии. Программа обучения была рассчитана на четыре или на пять лет.

Слушатели разделялись на три класса — младший, старший и дополнительный. Обучение было рассчитано на 4 ½ года (по 1 ½ года в каждом классе), главный упор делался на самостоятельную работу слушателей. В младшем классе изучалась теория боевых действий в рамках дивизии. Одновременно проходилась тактика родов оружия и другие военные дисциплины. В старшем классе изучалось использование дивизии в корпусах и армиях. В дополнительном классе изучались дисциплины высшего порядка — стратегия в государственном масштабе и связанные с этим вопросы.

История существования

К марту 1927 у генерал-лейтенанта М. И. Репьева, исполняющего обязанности помощника Головина по строевой и хозяйственной части, лежало более ста рапортов от желающих получить высшее военное образование. Из их числа было отсеены те претенденты, которые получили офицерские звания в ходе Гражданской войны не имея среднего военного образования. Таким было предложено поступить сначала на военно-училищные курсы, чтобы получить офицерское звание, после чего их зачисляли в младший класс Курсов. Зачисленные в первый год работы Курсов были разделены на шесть учебных групп, в зависимости от званий и ранее полученного военного образования.

В присутствии 200 слушателей 22 марта 1927 года профессор Головин вступительной лекцией открыл «Военно-научные курсы систематического изучения современного военного дела». Генерал Головин так обозначил цели курсов:

1) Поддержание трудами учебного персонала русской военной науки на уровне современных требований. 2) Создание кадра русских офицеров с современным высшим военным образованием, способных мыслить и творить во всех вопросах, связанных с военным делом. 3) Распространять военные знания среди русской военной эмиграции

Так как заниматься на курсах могли лишь офицеры, проживающие в Париже или в его окрестностях, в 1931 году были организованы заочные курсы, что позволило расширить круг слушателей. С этими же целями 31 января 1931 года отделение Курсов было открыто в Белграде. Во главе белградских курсов стал генерал Генерального штаба А. Н. Шуберский. Всего за время существования белградских курсов на них обучалось около 200 офицеров, а окончили их 77 слушателей.

Пражским Объединением русских научных установлений за рубежом курсы были признаны высшим учебным заведением. Выпускной экзамен первого курса был обставлен очень торжественно. В выпускную комиссию вошли: генерал Н. Н. Головин, заслуженный профессор Императорской Николаевской военной академии генерал А. А. Гулевич, бывший начальник Императорской морской Николаевской академии генерал А. И. Русин, руководители РОВСа — генералы Е. К. Миллер, И. Г. Эрдели, П. Н. Шатилов, П. А. Кусонский и другие.

На курсах широко применялся «прикладной метод», читались лекции по военной психологии и о специфике «Службы генерального штаба». В создании и разработке программ и учебных пособий для курсов самое активное участие принимал профессор Головин. Ему принадлежала инициатива создания при Белградских военно-научных курсах в 1936 году «Русского военно-научного института», а при Парижских в 1938 году — «Института по исследованию проблем войны и мира». На курсах преподавали профессора Михеев, Новиков, Краинский, генералы Головин, Шуберский, Колюбакин, Гребенщиков, Энгельке, Гернгрос, академик Тарановский. Цикл лекций по политической экономии читал профессор П. Б. Струве. С работой курсов ознакомился авиаконструктор И. И. Сикорский.

Парижские курсы официально прекратили своё существование только после начала Второй мировой войны, однако практически они были распущены только после занятия немцами Парижа в 1940 году. За время своего существования Курсы произвели шесть выпусков. Среди выпускников были представители всех родов войск и всех чинов. Среди посещавших занятия были генералы А. П Кутепов, М. А. Пешня, А. В Туркул (в пятом наборе). Всего через Парижские курсы прошло свыше 400 офицеров, из которых 82 получили законченное высшее образование и были награждены академическим знаком. Белградские курсы работали вплоть до 1944 года.

В 1950 году в Нью-Йорке бывшими слушателями и преподавателями курсов бывший Белградский русский военно-научный институт был восстановлен в качестве «Института по исследованию проблем войны и мира имени профессора Головина».

См. также

• Галлиполийское сидение
• Первый Русский Великого Князя Константина Константиновича кадетский корпус
• Русский общевоинский союз

Литература

• [rbr.lib.unc.edu/cm/card.html?type=recordNumber&source_id=01491&letter=1001-1500 Зарубежные Высшие военно-научные курсы под руководством генерал-лейтенанта Н. Н. Головина, 1927 - 22 марта - 1977]. — 1-е. — Париж: Издание оставшихся в Париже бывших слушателей Высших военно-научных курсов, 1976. — 36 с. — 200 экз.
• [orenbkazak.narod.ru/PDF/Golovin.pdf Ганин А. В. Подготовка кадров Генерального штаба в русской эмиграции межвоенного периода (1921-1939 гг.) // Военно-исторический журнал. 2015. № 11. С. 46-51]
• Карпов Н. Д. Крым — Галлиполи — Балканы. — 1-е. — Москва: Русский путь, 1998. — 168 с. — 3000 экз. — ISBN 5-85887-124-0.
• Образцов И. В. [ecsocman.hse.ru/data/306/732/1217/015.OBRAZTSOV.pdf Исследование войны как специфического социального процесса] (рус.) // Социалогическое наследие : Журнал. — 1992. — С. 137—139.

Ссылки

• Образцов И. В. [vojnik.org/emigration/8 Военная школа русского зарубежья] (рус.). Сайт Vojnik.org (апрель 1995). Проверено 4 июля 2012. [www.webcitation.org/6BDTmZHxf Архивировано из первоисточника 6 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Зарубежные высшие военно-научные курсы

– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.