Иванов, Евгений Платонович

Биография

Евгений Платонович Иванов (1884, Нижний Новгород — 6 мая 1967) — русский писатель и драматург, этнограф, фольклорист. Двоюродный племянник Аполлинарии Сусловой, переписка с которой, по признанию Иванова, существенно повлияла на его литературное самоопределение.

В Нижнем Новгороде Иванов работал нотариусом, одновременно публикуя в местных изданиях рассказы и пьесы (две из них были поставлены в сезоне 1909—1910 гг.). С 1910 г. Иванов жил в Москве, постепенно становясь модным драматургом — особенным успехом пользовались его драмы «У клетки львов» и «Человечики» (обе 1914). В 1913—1914 гг. издавал журнал «Театр в карикатурах», в котором помимо хроники и рецензий (не только на спектакли, но и на концерты, выставки, новые книги) публиковались художественные произведения — в частности, первая публикация стихотворения Маяковского «Скрипка и немножно нервно» (с Маяковским Иванов много контактировал в 1914—1915 гг.; сохранились четыре шаржа Маяковского на Иванова и конспект устных воспоминаний Иванова о Маяковском на литературной встрече 1934 г.).

Уже взрослым человеком Евгений Иванов в 1915 г. поступил в Московский археологический институт и окончил его. Большую часть своей дальнейшей жизни Иванов занимался этнографией, изучением русского народного театра, обрядов и т. п. В 1924 г. он был одним из организаторов Первого научно-этнографического театра, в котором реконструировались старинные русские обряды и ритуалы. В 1937 г. подготовил и выпустил книгу-альбом «Русский лубок», в дальнейшем работал над сборником «Орнаменты народов СССР», изданию которого помешала начавшаяся Вторая мировая война. Предмет особого научного интереса Иванова составляло скоморошество, понимаемое весьма широко.

Наиболее известным трудом Иванова является составленный им сборник народных речений, опубликованный в 1982 г. А. П. Чудаковым под названием «Меткое московское слово»: в сборнике собраны слова, выражения и целые речевые фрагменты, записанные у городского населения и воспроизводящие сословные и профессиональные особенности речи.

Публикации

• Иванов Е. П. Русский народный лубок. С 90 одноцветными и 13 красочными репродукциями. М.: ИЗОГИЗ, - 1937.

Отрывок, характеризующий Иванов, Евгений Платонович

С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.