Хитрик, Изабелла Иосифовна

Изабелла Иосифовна Хитрик (3 октября 1932, Москва — 14 сентября 1989, там же) — российский музыковед и педагог.

Биография

Родилась в Москве. Её мать, Эмилия Цетлин, была родственницей поэта-эмигранта Михаила Цетлина, автора книги о композиторах Могучей кучки. Её отец, директор одной из московских типографий, был незаконно репрессирован в 1940 году и вернулся из лагерей в 1953 году.

В начале войны маленькой девочкой попала в эвакуацию с матерью, школьной учительницей, и старшей сестрой. Вернувшись в Москву, окончила школу, затем окончила с отличием Музыкально-педагогический институт имени Гнесиных по специальности «музыковедение» (ученица проф. Б. В. Левика), и одновременно Музыкальное училище имени Гнесиных по специальности «виолончель». Преподавала историю и теорию музыки в различных музыкальных школах Московской области. В 1980-х годах курировала преподавание этих дисциплин в Московской области в качестве методиста по музыкальному воспитанию этого региона. Играла на виолончели в оркестре Московского Дома Учёных. Умерла от внезапной остановки сердца в 1989 году.

Музыковедческие работы

Публиковала статьи по теории и практике музыкального воспитания, а также обзоры музыкальных концертов в таких периодических изданиях как «Советская культура», «Советская музыка», «Музыкальная жизнь».

Основная работа Изабеллы Хитрик как музыковеда — монография «Лирический дневник Шопена» — была издана посмертно, в 2001 году, и заслужила высокие оценки критиков. Рецензент «Независимой газеты» отмечал, что книга «отличается революционностью подхода»:

На основе анализа музыкальной формы вальсов великого польского композитора, автор вскрывает жизненную подоплёку, реконструируя, таким образом, историю их написания и черпая новые биографические сведения непосредственно из музыкальных произведений.

Критик Максим Скворцов назвал книгу «новаторской с точки зрения методологии музыковедческого исследования»:

Изабелла Хитрик привлекает не только биографический материал, используя реальные дневниковые материалы и переписку Шопена с его близкими, но и материал сугубо музыкальный — в частности, вальсовое наследие великого польского композитора, ранее не изучавшееся так подробно и тем более в подобном ключе. Можно сказать что исследовательский метод Хитрик — это удивительно органичный симбиоз музыковедения и филологии. Автор исследования последовательно пытается показать, насколько тесна связь между реальной жизнью Шопена и его вальсами.

Другие книги

Сказочная повесть для детей «Секрет маэстро Сольми», написанная Изабеллой Хитрик в 1980-е годы в соавторстве с её племянником, писателем Анатолием Кудрявицким, была опубликована в конце 2011 года в Ирландии эмигрантским издательством Lynx.

Книги

• «Лирический дневник Шопена: Книга для музыкантов и любителей музыки». Художник Э. Фарбер. — Москва-Париж-Нью-Йорк: Изд-во «Третья волна», 2001, 176 с ISBN 5-239-01852-2
• Изабелла Хитрик, Анатолий Кудрявицкий. «Секрет маэстро Сольми». Сказочные путешествия в страну музыки. Изд-во Lynx, Дублин, 2011. ISBN 978-1-4478-5352-7

Об авторе

• Анатолий Кудрявицкий. Изабелла Хитрик. // И. Хитрик. Лирический дневник Шопена. — Москва — Париж — Нью-Йорк: Третья волна, 2001. — С. 3-5.
• Максим Скворцов. Четырнадцать вальсов и одна жизнь. // Ex Libris/Независимая газета, 25 мая 2001

Ссылки

• [chopindiary.narod.ru/preface.html Биография И. Хитрик]
• [chopindiary.narod.ru Монография Изабеллы Хитрик «Лирический дневник Шопена»]

Отрывок, характеризующий Хитрик, Изабелла Иосифовна

– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.