Имперская палата культуры
Имперская палата культуры (нем. Reichskulturkammer: RKK) — созданная по инициативе министерства народного просвещения и пропаганды профессиональная организация творческих работников Третьего рейха. Использовалась в качестве инструмента государственного контроля всех работников сферы искусства, так как творческой деятельностью могли заниматься только лица, состоящие в соответствующей палате Имперской палаты культуры.
Содержание
Закон о создании имперской палаты культуры
22 сентября 1933 года германское правительство утвердило «Закон о создании имперской палаты культуры», в основу которой лег принцип организационного строения «временной кинопалаты». Согласно этому закону все деятели культуры были «охвачены» семью отдельными имперскими палатами — кино, литературы, печати, радио, музыки, театра, изобразительных искусств. В § 3 указывалось, что для новых палат действуют условия, определенные Законом о создании временной кинопалаты.[1] Проведение подобных организационных мероприятий в первую очередь в кино национал-социалисты обосновывали тем, что «реорганизация в этой важной области представлялась особенно настоятельной».[2] Определенную роль здесь сыграло и то обстоятельство, что в кино без заметного сопротивления было достигнуто соглашение между экономическими, творческими и политическими кругами, а позиции Геббельса внутри партии упрочились, после того как Розенберг, Лей и некоторые другие партийные работники весной 1933 г. отказались от своих претензий на решение вопросов культуры. В обосновании закона указывалось: «За счет создания имперского министерства народного просвещения и пропаганды рейх выразил свою волю взять в свои руки задачу духовного руководства народом. (…) Задачей государства является борьба против вредных и поддержка ценных сил в культуре, причем в духе ответственности за национальное сообщество. В этом смыле культура остается индивидуальной и свободной. Однако для того чтобы заниматься политикой в области немецкой культуры, необходимо охватить творческих работников всех областей под руководством рейха для единого формирования воли».[3] Семь параграфов представляли собой новый «Закон о предоставлении чрезвычайных полномочий» министру пропаганды в области культуры.
Управление палатой
- Президент — Геббельс, Йозеф
- Генеральный секретарь — Ханс Хинкель
Структурные подразделения
- Имперская палата кинематографии — в разное время Президентами были Шоейрман, Освальд Лених, Карл Фрелих
- Имперская палата печати — Президенты Макс Аман (1933—1938), Отто Дитрих
- Имперская палата радиовещания (упразднена в окт. 1939) — Президент Хорст Дресслер-Андресс
- Имперская палата театра — Президент Отто Лавбрингер
- Имперская палата литературы — Президенты Ганс Блунк (1934—1935), Ганс Йост (1935—1945)
- Имперская палата музыки — Президенты Рихард Штраус (1933—1935), Петер Раабле (1935—1945)
- Имперская палата изобразительного искусства — Президенты Хенинг (1933—1936), Адольф Циглер (1936—1943)
Напишите отзыв о статье "Имперская палата культуры"
Примечания
Ссылки
- [style-epohi.ru/rol-izobrazitelnogo-iskusstva-v-politike-tretego-rejxa.html Роль изобразительного искусства в политике Третьего Рейха] на культурологическом портале [style-epohi.ru/ Стиль Эпохи]
Отрывок, характеризующий Имперская палата культуры
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
