Исаев, Дмитрий Дмитриевич
Поделись знанием:
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
| Дмитрий Дмитриевич Исаев | |
 Исаев в 2008 году на ЛГБТ-кинофестивале «Бок о бок» | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Страна: |
|
| Научная сфера: | |
| Место работы: |
СПб НИПНИ им. В. М. Бехтерева |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: |
Военно-медицинская академия им. С. М. Кирова |
| Известен как: | |
Дми́трий Дми́триевич Иса́ев (род. 6 ноября 1956, Ленинград, СССР) — российский психиатр, психотерапевт, сексолог. Кандидат медицинских наук, доцент.
Биография
Родился 6 ноября 1956 года в Ленинграде в семье известного специалиста по детской психологии и психиатрии Д. Н. Исаева.
С 1973 по 1979 год проходил обучение на морском факультете Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова.[1][2][3]
В 1979—1984 годы служил на Северном флоте начальником медицинской службы на подводной лодке и психоневрологом гарнизона.[3][4], получил в 1979 году в Мурманске в первичной интернатуре получил специализацию по общей хирургии, а в 1980 году в Военно-морском госпитале по психиатрии.[1]
В 1984—1985 годах обучался в заочной аспирантуре в СПб НИПНИ им. В. М. Бехтерева, работая врачом-психиатром в Городской психиатрической больницы им. И. И. Скворцова-Степанова.[1]
В 1985—2003 годы — младший научный, а затем старший научный сотрудник подросткового отделения СПб НИПНИ им. В. М. Бехтерева.[1][2][3][4]
Проходил курсы профессионального усовершенствования в Университете Миннесоты (по сексологии), клинике города Линдау (по психотерапии гомосексуальности), СПбМАПО (по психотерапии нервно-психических расстройств у детей и подростков; по детской психотерапии; по сексологии).[1]
В 1989 году в СПб НИПНИ им. В. М. Бехтерева защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата медицинских наук по теме «Патологические девиации сексуального поведения у подростков мужского пола».[5] Диссертация была посвящена молодёжному гомосексуализму.[3][4]
В 1989—1999 годы — врач-сексолог в Городском центре по профилактике и борьбе со СПИДом.[1]
В 1998 году Исаев Д. Д. был арестован и обвинен в получении взятки. Следствие и наблюдение за Исаевым установили, что он выписывал фиктивные справки с диагнозом «истинный гомосексуализм» призывникам, освобождающих их от службы в армии[2][3][4][6]. Избежал уголовной ответственности, поскольку был признан городским судом Санкт-Петербурга невменяемым[3][4][7]. В связи с этим Исаева направили на принудительное лечение в специализированную клинику[8].
Преподавал медицинскую психологию, психиатрию и сексологию в Ленинградском санитарно-гигиеническом институте, в СПбГМА им. И. И. Мечникова, СПбГУП, на психологическом факультете СПбГУ, кафедре сексологии СПбМАПО.[1]
В 2003 году избран заведующим кафедрой клинической психологии факультета клинической психологии СПбГПМА. Участник и организатор различных научных конференций[9][10][11]. Уволен по собственному желанию в июле 2015 года после выступления православного общественного движения «Народный Собор», а комиссия по смене пола, которую он возглавлял, была закрыта[12]. Ранее к работе комиссии предъявлялись претензии и в медицинском сообществе[13].
Автор более 140 научных работ по медицинской психологии, психиатрии и сексологии. Области научных исследований: психосексуальное развитие и его отклонения, механизмы формирования гомосексуальной направленности влечения, психологическая типология гомосексуальной идентичности, особенности построения гендерной идентичности у гомосексуалов и транссексуалов, гомосексуалы как группа риска психического здоровья, доминантность-субмиссивность как важный элемент партнерских отношений, сексуально-эротическая сфера как механизм саногенеза, психологические и поведенческие факторы повышения риска ВИЧ-инфицирования, психологическое состояние ВИЧ-инфицированных как предиктор прогресса болезни[14][15][16][17].
Краткая библиография
- Исаев Д. Д. Подростковая сексология //Подростковая медицина: Руководство. / Под ред. Л. И. Левиной, А. М. Куликова — СПб.: Питер, 2006.
- Исаев Д. Д., Тагильцева А. В. Сексуальное здоровье в обыденном сознании женщин // Ананьевские чтения — 2005/ Под редакцией Л. А. Цветковой, Л. М. Шипицыной. — СПб.: Издательство СПбГУ, 2005. — с. 189—191.
- Исаев Д. Д. Суицидальная активность юношей с гомосексуальной ориентацией // Проблемы девиантного поведения молодежи в современном обществе. Сб. тезисов научной конференции с международным участием. — СПб., 2001. — С. 50.
- Исаев Д. Д. Об особенностях сексуальности подростков мужского пола, больных шизофренией.— В кн.: Актуальные вопросы сексопатологии. М., 1986, с. 104—106.
- Исаев Д. Д. О сексуальных девиациях и перверзиях при шизофрении, психопатиях и олигофрении у подростков мужского пола.— Журнал невропатологии и психиатрии, 1987, в. 10, с. 1522—1527.
- Исаев Д. Д. Гомосексуализм и его этиологические модели // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В. М. Бехтерева. — 1991. — № 2.
- Исаев Д. Д. Гомосексуализм в Древней Греции. — Обозрение психиатрии мед. психологии им. В. М. Бехтерева. СПБ, № 66, 1992, с. 149—150
- Исаев Д. Д. К проблеме аффективных нарушений у лиц с инверсией полового влечения // Аффективные расстройства (Диагностика, лечение, реабилитация). — Л., 1988. — С.24-30.
- Исаев Д. Д. Особенности половой идентичности у лиц с гомосексуальной направленностью влечения // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В. М. Бехтерева. — 1994. — № 2.
- Исаев Д. Д. Система отношений к «значемым другим» у гетеро- и гомо- сексуальных мужчин // Теория и практика медицинской психологии и психотерапии / Ред. М. М. Кабанов. — СПб., 1994. — Т. 133.
- Исаев Д. Д. Проблемы психотерапии лиц с гомосексуальной ориентацией // Психотерапия : ежемесячный рецензируемый научно-практический журнал. — 2008. — N 5 . — С. 50-52.
- Исаев Д. Д. Различия гендерных установок у женщин с разным уровнем пренатальной маскулинизации/дефиминизации // Грани познания 2009 — № 3
- Исаев Д. Д. Социально-психологические факторы гомосексуального поведения у заключенных // Социологические исследования. — 1990. — № 6. — С. 93-97.
- Исаев Д. Д. Некоторые особенности сексуально-эротической сферы гомосексуальных мужчин // Ананьевские чтения — 2007. Матер. научн.-практ. конф. 23-25 октября 2007 г. — СПб., 2007. — С. 545—546.
- Исаев Д. Д., Пирогов Д. Г. Копинг-поведение гомосексуальных подростков. Пособие для врачей. — СПб, 2001. — 20 с.
- Исаев Д. Д. Модели гомосексуальной идентичности
- Исаев Д. Д. Гомосексуалы как группа риска психического здоровья // Клинические павловские чтения. Выпуск первый. — СПб., 2000. — С.16-18.
- Исаев Д. Д. Психологическое своеобразие женщин с гомосексуальной ориентацией Тезисы юбилейной конференции 2005.- СПб.: ГПМА, 2005.-С. 145—146
Научно–популярные издания
- Дмитрий Исаев. «Сексология. Хрестоматия». Питер, 2001 г.
- Дмитрий Исаев. «Как избавиться от сексуальных проблем». Продолжение Жизни, 2003 г. Тираж 5000. ISBN 5-94730-048-6
- Дмитрий Исаев. «Заболевания, передающиеся половым путём, и как их избежать». Продолжение Жизни, 2004 г. Тираж 5000. ISBN 5-94730-060-5
- Дмитрий Исаев. «Ненормативный секс». Продолжение Жизни, 2003 г. Тираж 5000. ISBN 5-94730-043-5
- Дмитрий Исаев. «Сексуальная привлекательность глазами мужчин и женщин». Продолжение Жизни, 2003 г. Тираж 5000. ISBN 5-94730-021-4
- Дмитрий Исаев. «Сексуальные позиции». Продолжение Жизни, 2003 г. Тираж 7000. ISBN 5-94730-020-6
- Дмитрий Исаев. «Три возраста сексуальности». Продолжение Жизни, 2003 г. Тираж 5000. ISBN 5-94730-022-2
- Дмитрий Исаев. «Иллюстрированная энциклопедия сексуальности». Продолжение Жизни, 2002 г. Тираж 7000. ISBN 5-7654-1236-X
- Неонилла Самухина, Дмитрий Исаев. «Сексуальные позиции. Практическое руководство». Продолжение Жизни, 2001/2002 г. Тираж 15000/5000. ISBN 5-7654-1167-3 ISBN 5-7654-1935-6
- Неонилла Самухина, Дмитрий Исаев. «Способы возлежания». Продолжение Жизни, Нева 2004 г. Тираж 6000. ISBN 5-7654-3622-6
Напишите отзыв о статье "Исаев, Дмитрий Дмитриевич"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [psihology.net.ru/psixoterapevt-seksolog-isaev-dmitrij-dmitrievich Психотерапевт, сексолог Исаев Дмитрий Дмитриевич]
- ↑ 1 2 3 Анна Стрельцова [kommersant.ru/doc/140652 Гомосексуализм разоблачен] // Газета «Коммерсантъ» № 28 от 19.02.2000, стр. 7
- ↑ 1 2 3 4 5 6
- [www.rosbalt.ru/main/2001/01/11/1435.html Психиатра признали невменяемым. Дело об «истинном гомосексуализме» поставило точку в карьере известного врача] // Росбалт, 11.01.2001
- [www.rosbalt.ru/main/2001/01/11/1435.html Приговор по делу психиатра НИИ им. В. М. Бехтерева Дмитрия Исаева будет вынесен не раньше середины февраля] // Росбалт, 11.01.2001
- ↑ 1 2 3 4 5
- Александр Самойлов [www.kommersant.ru/doc/565767 Психиатра-взяточника признали шизофреником] // Газета «Коммерсантъ С-Петербург» № 46 от 19.03.2002, стр. 2
- Александр Самойлов [www.kommersant.ru/doc/308787 Психиатра признали психом] // Газета «Коммерсантъ» № 18 от 04.02.2002, стр. 9
- ↑ Исаев, Дмитрий Дмитриевич. Патологические девиации сексуального поведения у подростков мужского пола : автореферат дис. … кандидата медицинских наук : 14.00.18 / Ленингр. н.-и. психоневрол. ин-т им. В. М. Бехтерева. — Ленинград, 1989. — 22 с.
- ↑ Денис Сысоев [gazeta.aif.ru/_/online/spb/452/01 Призыв не для всех] // АиФ Петербург 15 (452)
- ↑ Мария Сладкова [pressarchive.ru/izvestiya-spb/2002/03/19/118471.html Психиатра признали невменяемым. Дело об «истинном гомосексуализме» поставило точку в карьере известного врача] // Известия, 19.03.2002
- ↑ Александр Самойлов [www.kommersant.ru/doc/308787 Психиатра признали психом] // Газета «Коммерсантъ» № 18 от 04.02.2002, стр. 9
- ↑ [spbpo.ru/index.php?ID=1045&PartID=9 I-й съезд психотерапевтов и консультантов Северо-Западного региона России]
- ↑ [www.nvppl.ru/show_news_218.htm V Ассамблея психотерапевтов и консультантов Санкт-Петербурга]
- ↑ [www.psy-gazeta.ru/news/conferences/3416/ II съезд психотерапевтов и консультантов Северо-Западного федерального округа РФ ]
- ↑ Даниил Туровский [meduza.io/feature/2015/07/24/ocherednye-uspehi-obschestvennosti Очередные успехи общественности] // Meduza, 24.07.2015
- ↑ [doctorpiter.ru/articles/12208/ В Петербурге православные патриоты расформировали медкомиссию по смене пола] // ДокторПитер.ру
- ↑ [www.echomsk.spb.ru/news/obschestvo/propaganda_gomoseksualizam.html Словосочетание «пропаганда гомосексуализама» лишено смысла]. Эхо Москвы. Проверено 9 июня 2013. [www.webcitation.org/6HG03k9IG Архивировано из первоисточника 10 июня 2013].
- ↑ [bok-o-bok.ru/opinion.asp?pid=28&lan=2&tid=935 Положение ЛГБТ-подростков в России. Часть 1]. Кинофестиваль «Бок о Бок». Проверено 9 июня 2013. [www.webcitation.org/6HG08I9EC Архивировано из первоисточника 10 июня 2013].
- ↑ [www.bok-o-bok.ru/opinion.asp?pid=28&lan=2&tid=943 Часть 2.]. Кинофестиваль «Бок о Бок». Проверено 9 июня 2013. [www.webcitation.org/6HG0AnJYy Архивировано из первоисточника 10 июня 2013].
- ↑ Д. Д. Исаев, Ф. А. Кузнецов. [www.comingoutspb.ru/assets/files/0.pdf Мифы и факты о транссексуалах]. Проверено 9 июня 2013. [www.webcitation.org/6HG0DLirT Архивировано из первоисточника 10 июня 2013].
Отрывок, характеризующий Исаев, Дмитрий Дмитриевич
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
