Кипнис, Исаак Нухимович

Исаа́к Ну́химович Ки́пнис (идиш ‏איציק קיפּניס‏‎ — Ицик Кипнис; 12 декабря 1896, Словечно, Волынская губерния — 16 апреля 1974, Киев) — еврейский советский писатель, поэт и переводчик. Писал на идише.

Биография

Родился в семье ремесленника-кожевника. Окончил хедер, получил частное образование. Первые его стихи появились в прессе, когда ему было 12 лет. Первоначально в своей трудовой деятельности пошёл по стопам отца, работал кожевником. Участвовал в Гражданской войне. В 1920 году был направлен профсоюзом кожевников на учёбу в Киев, где вошёл в литературную среду. Начиная с 1922 года широко печатался в советской еврейской прессе, опубликовал несколько поэтических сборников и книг для детей.

Во время Великой Отечественной войны находился в эвакуации в Саратове. Состоял в Союзе писателей Украинской ССР, но затем был исключён за «еврейский национализм». В 1948 году был арестован и отправлен в трудовой лагерь в Сибири. Был освобождён из заключения в 1955 году. Ему было разрешено вернуться на Украину, но было запрещено селиться в Киеве, поэтому после возвращения он жил в селе Боярка около столицы Украинской ССР. Возвратиться в Киев ему было разрешено в начале 1960-х годов, где он и прожил до конца жизни.

Творчество

Известен не только как писатель, но и как переводчик: перевёл на идиш произведения многих классиков русской литературы, а также английской, американской, французской и испанской (Чехов, Шкловский, Жюль Верн, Марк Твен, Сервантес и другие), перевёл также некоторые свои стихи для детей на английский язык.

Из его произведений наиболее известны сборник стихов «Волы» (1923); повести «Месяцы и дни» (1926), «Мой городок Словечно» (1962), «Из дневника» (1965); роман «Дом» (1939), прозаические «Сказки для Лемеле» (1940); «Миниатюры» (1975).

Отрывок, характеризующий Кипнис, Исаак Нухимович

Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.