И то и сё

И то и сё
Автор:	М. Д. Чулков
Жанр:	литературно-сатирический журнал
Выпуск:	с конца января месяца в течение всего 1769 года

«И то и сё» — литературно-сатирический журнал.

История

Выходил по полулисту с конца января месяца в течение всего 1769 года. Вышло 52 номера, ценой по 2 копейки. Название сперва писалось «И то и сио», затем «И то и сьо».

Издателем журнала был известный собиратель этнограф М. Д. Чулков; он опубликовал в нём свои стихотворения «На качели», «На масленицу» и др., а в виде приложения к журналу напечатал свою сатирическую поэму «Плачевное падение стихотворцев». Другими сотрудниками журнала были М. И. Попов и А. П. Сумароков. Последнему принадлежат неподписанные пьесы: «Письмо к А. В. (Храповицкому)», «Противоречие г. Примечаеву», «О всегдашней равности в продаже товаров», эпиграммы и несколько загадок. Факт сотрудничества в «И то и сё» С. Башилова, на который указывает А. Неустроев, подлежит сомнению.

Литература

• Майков Л. Очерки из истории литературы XVII и XVIII ст. — СПб., 1889.
• Неустроев А. Историческое разыскание о русских повременных изданиях и сборниках.
• [feb-web.ru/feb/periodic/pp0-abc/pp1/pp1-0351.htm И то и сё] // Русская периодическая печать (1702—1894): Справочник. — М.: Госполитиздат, 1959. — С. 35—36.
• И то и се // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий И то и сё

Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.