Калъат-Диза
Город
Показать/скрыть карты
|
'Qalladze или Qeladizê является город 140000 жителей в Региональное правительство Курдистана регионе в Иракском Курдистане, к северу от Сулеймании, недалеко от иранской границы. Qalladze означает "замок двух рек" от курдских слов Qala = замок, Dw = два и Ze = реку. В юго-западной части города есть небольшой холм между двумя реками.
Он окружен горами, как много частей Курдистана]. Город расположен в центре "Peshdar". Весь город был разрушен во время Ирак и Иран войны и все жители были переселены в Базиан и другие части иракского Курдистана, но большинство из них в Bazzian, небольшой городок, расположенный к западу от Sulimanyah. Народ Qalladze оставался там до курдского восстания против режима Саддама Хусейна в 1991 году Затем они вернулись в свою землю. Город продолжает расширяться. Был создан филиал Sulaimania университета там в 1974 году, но правительство Ирака напали на него в 24 апреля 1974 года.
В 9:15 в среду 24 апреля 1974 года, Qalladze пал жертвой Саддама Хусейна первого авиаудара против курдов. Ходили слухи, что город привлекает глаз Саддама Хусейна, так как университет Slemani * временно переехал в Qalladze на 1 апреля 1974 года - под командованием лидера Мустафы Барзани, который привел курдскую революцию. Более 425 студентов и преподавателей вновь находится в Qalladze в знак солидарности с решением Мустафы Барзани, который разозлил правительство Ba'athi. Бомбардировщик самолеты, ракеты и пушки запрещенного на международном уровне пожары, подожженные город Qalladze, правительство баасистский разрушили город Qalladze и хотя мы никогда не узнаем точную цифру павших жертв, говорится, что более 132 детей и студентов одни были убиты во время нападения, с более чем 400 курдов ранены или пропали без вести. Через два дня после того, как первый авиаудар иракского правительства на курдов, ухаживания были обращены к городу Халабдже - второй жертвы авиаударов Саддама Хусейна.
на 10 февраля 2013 года, министры совета курдского регионального правительства был избран 24 апреля как День университета мучеников; дань уважения павшим мученикам Сулаймания университета (ныне известный как Салахаддин университет)
Напишите отзыв о статье "Калъат-Диза"
Примечания
- Qaladze17.jpg
- Qaladze16.jpg
- Qaladze15.jpg
- Qaladze11.jpg
- Qaladze13.jpg
- Qaladze12.jpg
- Qaladze14.jpg
Отрывок, характеризующий Калъат-Диза
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
