Когнитивная гибкость

Когнитивная гибкость (англ. cognitive flexibility) — умственная способность переключаться с одной мысли на другую, а также обдумывать несколько вещей одновременно. Общепринятого операциональное определения этого понятия не существует, но исследователи сходятся в том, что когнитивная гибкость является компонентом исполнительной системы. Объектами исследований в этом направлении, в основном, становились дети школьного возраста, хотя индивидуальные различия проявляются на протяжении всей жизни. Мерами когнитивной гибкости являются персеверативная ошибка (в задачах «A-не-B»), тесты сортировки карточек (с изменением измерения, множественной классификацией и Висконсинский), тест Струпа.

Исследования с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии показали, что в задачах на когнитивную гибкость активируются определённые области мозга: префронтальная кора, базальные ганглии, передняя поясная кора и задняя теменная кора. Исследования, включившие людей различных возрастов с определёнными поражениями, показали также, как происходит развитие и изменение когнитивной гибкости в мозговых структурах. Когнитивная гибкость влияет как на образовательную активность, так и на повседневную жизнь. Способность человека переключаться между стилями мышления и одновременно думать о нескольких вещах играет существенную роль в обучении.

Определения

Когнитивная гибкость может рассматриваться с разных точек зрения. В исследованиях когнитивную гибкость можно обобщённо определить как перемену в мышлении, независимо от того, вызвана ли она специальным изменением правил или необходимостью в пересмотре прежних установок и мыслей в условиях новой ситуации. Более того, когнитивная гибкость предполагает одновременное обдумывание множества сторон явления, будь то два параметра некоего объекта или большое количество аспектов сложной ситуации. В той или иной мере синонимичными терминами являются: познавательная гибкость, умственная гибкость, смена психологической установки, когнитивное переключение, переключение задач, переключение внимания.

Чаще всего когнитивная гибкость описывает умственную способность адаптировать мышление или внимание в ответ на изменение целей и/или внешние стимулы. В особенности, исследователи описывают это понятие как способность переключать или изменять ход мыслей и внимание между различными задачами или операциями — обычно, в ответ на изменение правил или требований эксперимента. Например, в задаче сортировки карточек дети считаются обладающими когнитивной гибкостью, если они способны успешно поменять принцип сортировки (по цвету фигур на карточке — по форме фигур — по количеству фигур и т. п.).

В более широком смысле когнитивная гибкость описывается как способность человека адаптировать мышление при переходе от старой ситуации к новой, а также способность преодолеть привычные реакции и мысли в новых условиях. Таким образом, если определённый человек может преодолеть приобретённые прежде привычки или суждения (если того требует новая ситуация), то он считается обладающим когнитивной гибкостью. Наконец, к когнитивной гибкости относится способность совместно и одновременно рассматривать два аспекта предмета, идеи или ситуации. Например, согласно этому определению, дети считаются когнитивно-гибкими, если в задаче сортировки карточек они способны выбрать категорию и по цвету, и по форме (учесть два параметра одновременно). Аналогично этому, когнитивно-гибким человеком можно назвать того, кто обладает осведомлённостью и одновременным пониманием всех возможных опций и альтернатив в любой заданной ситуации.

Способствующие факторы

Независимо от специфики определения, исследователи сходятся во мнении, что когнитивная гибкость — это компонент исполнительных функций, высокоуровневой когнитивной системы, способной в том числе управлять ходом мыслей человека. Исполнительные функции также включают в себя другие аспекты когнитивной способности: торможение, память, эмоциональную стабильность, планирование и организацию. Когнитивная гибкость в высокой мере связана с некоторыми из этих способностей, включая торможение, планирование и рабочую память. Таким образом, если человек способен подавить (затормозить) малозначимые параметры стимула, чтобы сфокусироваться на более важных параметрах (например, не обращать внимание на цвет объекта, а сконцентрироваться на его форме), то такой человек считается более когнитивно-гибким. В этом смысле он лучше проявляет себя в планировании, организации и применении отдельных стратегий памяти.

Исследователи утверждают, что когнитивная гибкость также является компонентом множественной классификации, что изначально было описано Жаном Пиаже. В задачах на множественную классификацию участники (в основном, дети, которые развивают или уже развили это умение) должны классифицировать объект по нескольким параметрам сразу — то есть показывая гибкость мышления. Чтобы быть когнитивно-гибкими, они должны преодолеть центрирование — склонность детей фокусироваться только на одном аспекте ситуации или объекта. Например, маленькие дети иногда могут обращать внимание лишь на один параметр объекта (цвет), и не способны учесть сразу два (цвет и форму). Таким образом, исследования предполагают, что если мышление человека центрировано, то он будет менее когнитивно-гибким.

Исследования также подсказывают, что когнитивная гибкость связана с другими когнитивными способностями, такими как подвижный интеллект, беглость чтения и понимание прочитанного. Подвижный интеллект, описываемый как способность решать задачи в новых условиях, включает способность подвижно мыслить; в свою очередь, человек с этой способностью с большей вероятностью становится когнитивно-гибким. Более того, то люди, обладающие когнитивной гибкостью, показали способность переключаться между и/или одновременно думать о звуке и смысле, что повышало беглость их чтения и усвоение прочитанного. Показано также, что когнитивная гибкость свазана со способностью человека справляться с трудностями в различных ситуациях. Например, когда человек способен быстро менять ход своих мыслей от ситуации к ситуации, он меньше фокусируется на стрессогенных факторах внутри этих ситуаций.

Научные работы в этом направлении, в основном, посвящены изучению развития когнитивной гибкости у детей 3—5 лет. Однако было показано, что когнитивная гибкость является более широким понятием, и исследования могут касаться людей всех возрастов в различных ситуациях. Таким образом, исследования на основе различных по сложности задач дают основания полагать, что имеется некий континуум развития, который охватывает период с младенчества до взрослой жизни.

Метрики и оценки

Для определения уровня когнитивной гибкости для различных возрастов существует множество оценок. Ниже приведено описание часто используемых тестов для оценки когнитивной гибкости в порядке повышения подходящего по развитию возраста.

Задача «A-не-B»

В задаче «A-не-B» ребёнку показывают, что некий предмет (игрушка) спрятан в месте A (например, под коробкой) недалеко от ребёнка, после чего просят найти этот предмет — что ребёнок с лёгкостью делает. Так повторяется несколько раз, после чего предмет кладут не в место A, а в место B, которое также находится в пределах досягаемости ребёнка. Как правило, дети до 1 года продолжают искать предмет в месте A. Дети старше 1 года способны умственно переключиться на то, что предмет спрятан в месте B. Исследователи согласны, что данный тест позволяет эффективно определять степень когнитивной гибкости в младенческом возрасте.

Изменение измерения

В тесте сортировки карточек с изменением измерения (англ. Dimensional Change Card Sorting Task, DCCS) детей сначала просят упорядочить карточки по некоторому измерению (например, по цвету), а затем просят изменить их стратегию и упорядочить карточки по другом измерению (например, по форме). Как правило, трёхлетние дети способны выполнить первую часть задачи, но не справляются со второй. Пятилетние дети, однако, уже способны изменить принцип сортировки и пройти тест полностью.

Множественная классификация

В тесте сортировки карточек с множественной классификацией (англ. Multiple Classification Card Sorting Task) детей просят упорядочить карточки по двум измерениям (например, цвету и типу) одновременно — т. е. выстроить карточки в таблицу 2×2 (например, найти на карточках жёлтые конфеты, жёлтых животных, синие конфеты и синих животных). Эта задача считается сложной: как показывают исследования, семилетние дети неспособны классифицировать карточки по двум критериям одновременно, концентрируясь только на одном измерении. В то же время одиннадцатилетние дети справляются с этим тестом. Это свидетельствует о том, что в период с 7 до 11 лет происходит усиление когнитивной гибкости.

Висконсинский тест

Висконсинский тест сортировки карточек (Wisconsin Card Sorting Test) применяется для оценки способностей участников к абстрактному мышлению и изменению стратегий решения задачи в новых условиях. В этом тесте изображения на карточках различаются по цвету, количеству и форме. Участникам необходимо самостоятельно определить критерий упорядочения карточек, который время от времени меняется экспериментатором. Как правило, 9—11-летние дети уже хорошо справляются с этим тестом, показывая необходимый уровень когнитивной гибкости.

Тест Струпа

В тесте Струпа на столе находятся карточки трёх типов. Карточки цвета закрашены в определённые цвета, которые участники должны назвать как можно быстрее. На карточках слов написаны (чёрными чернилами на белом фоне) названия цветов, которые, опять же, должны быть названы участниками очень быстро. Наконец, на карточках «цвет—слово» названия цветов написаны цветными чернилами, причём цвет чернил и надпись на карточке не совпадают (например, слово «Красный» может быть написано жёлтым цветом). Для последнего типа карточек от участников требуется назвать цвет чернил, не обращая внимания на слово. Базовой метрикой выступает общее время (в секундах), которое требуется участнику для устного ответа. Как правило, называние цвета слов занимает больше времени и содержит больше ошибок, когда цвет чернил не совпадает с надписью на карточке.

Отрывок, характеризующий Когнитивная гибкость

– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.