Корпус Мазовия Кёнигсберг цу Потсдам
Корпус Мазовия – это единственный сохранившийся академический студенческий корпус из всех четырёх, которые существовали прежде при Кёнигсбергском университете. В 2001 году Мазовия возобновила своё существование в Потсдаме. Корпус (Corps) является одной из разновидностей студенческих корпораций в немецко-говорящем пространстве.
История
Название корпуса связано с регионом Мазовия, находившемся в южной части Восточной Пруссии. Мазуры представляли собой уникальное национальное меньшинство: они были лютеранскими протестантами, но говорили на польском языке и находились в подчинении прусских королей. И даже после Второй Мировой войны они относили себя к немцам. Протестантские пасторы – среди которых многие были членами студенческих корпусов – помогали сохранять это наследие.
В 19 веке большая часть членов корпуса происходила из этого отдаленного и бедного, но чудесного региона. 500 членов корпуса обучались в Лике и Растенбурге. Мазуры признавали Корпус Мазовия своим и приняли для своего флага цвета: голубой-белый-красный. В 1855 году Фридрих Девишейт, мазурский преподаватель, сочинял песни про Мазовию. Его мазуренлид, посвященный Корпусу Мазовия, стал гимном мазуров.
Корпус Мазовия был основан в июне 1830 года и до 1935 играл важную роль в Кёнигсбергском университете. По случаю празднования 100 летнего юбилея в 1930 году мазурские бургомистры подарили организации книжный шкаф с гербами 30 городов края.
Прусское наследие
В Восточной Пруссии многие пасторы, преподаватели, судьи, врачи, чиновники и бургомистры гордо носили цвета Мазовии голубой, белый и огненно-красный. 15 членов прусского парламента (абгеорднетенхаус) являлись членами корпуса: трое были консерваторами и двенадцать - либералами. Двое находились в Прусском собрании лордов, четверо – в Рейхстаге. Евреи и католические священники, а также французские и польские члены корпорации описывали неущемляемую свободу духа, царившую в корпусе.
115 членов корпуса погибли в обоих мировых войнах. В Первой Мировой войне шесть получили ордена дома Гогенцоллернов (Pour le Mérite, орден высшей военной награды в Пруссии). Во Второй Мировой войне трое были награждены Рыцарским крестом Железного креста, один из которых с дубовыми листьями.
В 1935 году Мазовия была вынуждена прекратить своё существование в связи с установкой национал-социалистическим режимом новых правил академической жизни. В январе 1950 года Мазовия объединилась с Корпусом Палайомархия, который был изгнан из Галле-на-Заале и возобновил своё существование в Киле. Когда стало очевидным, что это было не просто формальное восстановление, Мазовия полностью восстановилась в Потсдаме, как раз по прошествии 300 лет с тех пор, как Пруссия стала королевством.
Некоторые известные члены корпуса
- Хорст Адемайт — майор, обладатель ордена Рыцарского креста Железного креста с дубовыми листьями
- Густав Адольф Бергенрот — историк
- Эрих Блёдорн — полковник, обладатель ордена Рыцарского креста Железного креста
- Рюдигер Дёлер — профессор по ортопедической хирургии
- Густав Гизевиус (1810—1848) — пастор в Мазовии
- Фердинанд Грегоровиус — историк, почетный гражданин Рима
- Пауль Хензель (государственный деятель) — активист движения за Мазовию
- Юрген Херрлайн — адвокат
- Людвиг Отто Гессе — математик, профессор университетов в Кёнигсберге, Гейдельберге, Мюнхене
- Гётц Ёртель — физик, член Национальной академии наук
- Фридрих Юлиус Ришело — математик, профессор Кёнигсбергского университета
- Эрнст Райнхольд Шмидт — глава немецких эмигрантов в Филадельфии, автор книги «Американская гражданская война» (1867)
- Карл Людвиг Штельмахер (1909—2001) — профессор по математике в Мэрилэндском университете
- Артур Циммерманн — государственный секретарь
См. также
Напишите отзыв о статье "Корпус Мазовия Кёнигсберг цу Потсдам"
Отрывок, характеризующий Корпус Мазовия Кёнигсберг цу Потсдам
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
