Кукуевская катастрофа
Координаты: 53°22′20″ с. ш. 36°41′53″ в. д. / 53.37222° с. ш. 36.69806° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.37222&mlon=36.69806&zoom=15 (O)] (Я)
| Кукуевская катастрофа | |
|---|---|
| Подробные сведения | |
| Дата | Ночь с 29 на 30 июня 1882 |
| Место | 316 км (7 пикет) перегона Чернь — Мценск |
| Страна |  Российская империя
|
| Железнодорожная линия |
Тула - Орёл (Московско-Курская железная дорога) |
| Оператор | |
| Тип происшествия | Крушение |
| Причина | Размыв насыпи |
| Статистика | |
| Поезда | |
| Погибшие | 42 |
| Раненые | 35 |
Кукуевская железнодорожная катастрофа (от названия близлежащей деревни Кукуевки, сейчас в Чернском районе Тульской области России[1]) — крушение почтового поезда, произошедшее в ночь с 29 на 30 июня 1882 года на 316 км (7 пикет) перегона Чернь — Мценск, недалеко от станции Бастыево Московско-Курской железной дороги.
Сильнейший ливень с грозой привёл к тому, что водопропускная чугунная труба под земляной насыпью через глубокий овраг, не справлявшаяся с притоком воды, была разрушена напором. В результате высокая насыпь была размыта на большом протяжении, железнодорожное полотно повисло в воздухе, разорвавшись во время прохождения поезда, в результате чего семь его вагонов провалились в образовавшуюся пустоту, а затем были завалены разжиженным грунтом. Машинист проходившего получасом ранее поезда заметил, что с насыпью происходит что-то неладное, и доложил об этом по прибытии на станцию Чернь, но предупреждение оказалось бесполезным: телеграф из-за ненастья не работал.
В результате крушения погибло 42 человека, 35 было ранено.[2]
В числе погибших оказался 22-летний племянник русского писателя И. С. Тургенева Тургенев Николай Николаевич, от этой вести брата писателя, Н. С. Тургенева, разбил паралич[2]. Спустя несколько дней после трагедии И. С. Тургенев писал Ж. А. Полонской: «Мне постоянно мерещатся эти несчастные, задохнувшиеся в тине, и хотя отрытие их теперь, конечно, ничему не поможет — но я весь горю негодованием при мысли, что в течение нескольких дней ничего не было сделано!»[3]
Ликвидация последствий крушения была затруднена тем, что поток воды не прекращался, засасывая в трясину обломки вагонов, трупы людей. Раскопка места катастрофы, к которой привлекли солдат, завершилась только 15 июля.[2]
Содержание
Кукуевская катастрофа в прессе и литературе
«Вспоминаю момент приезда: […] Огромный глубокий овраг пересекает узкая, сажень до двадцати вышины, насыпь полотна дороги, прорванная на большом пространстве, заваленная обломками вагонов. На том и другом краю образовавшейся пропасти полувисят готовые рухнуть разбитые вагоны. На дне насыпи была узкая, аршина в полтора диаметром, чугунная труба — причина катастрофы. […] Два колена трубы, пудов по двести каждая, виднелись на дне долины в полуверсте от насыпи, такова была сила потока…[4]».
На следующий же день на месте катастрофы оказался известный журналист и писатель В. А. Гиляровский, которому удалось нелегально проникнуть в оцепленный полицией и войсками район. В течение двух недель Гиляровский, бывший всё это время в районе крушения, вопреки попыткам чиновников «замолчать» катастрофу, обеспечивал информирование о ходе спасательной операции читателей своей газеты «Московский листок»[5][6]. После этих четырнадцати дней непрерывной работы на месте аварии Гиляровский, по собственному признанию, полгода страдал расстройством обоняния и не мог есть мясо[4].
Следствием катастрофы стала оживлённая полемика в прессе: предметом критических публикаций были порядки, царившие в ведомстве путей сообщения, личные грехи отдельных железнодорожных чиновников[7]. Кукуевская катастрофа была не первой на сети российских железных дорог, но она в силу широкого освещения в прессе и значительного числа жертв глубоко потрясла общество и стала в определённой степени одним из знаковых явлений, грозным символом технического прогресса, неуклонно наступавшего на быстро развивавшуюся капиталистическую Россию. Поздне́е выражение «кукуевская катастрофа» как нарицательное обозначение аварии, серьёзной неудачи фигурировало в произведениях А. П. Чехова («Счастливчик», «Тёмной ночью»), М. Е. Салтыкова-Щедрина («Современная идиллия»). Ряд подлинных событий вокруг расследования Кукуевских событий лёг в основу рассказа («огромнейшего романа в сжатом виде») А. П. Чехова «Тайны ста сорока четырёх катастроф, или Русский Рокамболь»[7]. Л. Н. Толстой упомянул об этой катастрофе в религиозно-философском трактате «В чём моя вера?».
Кукуевская катастрофа упомянута в произведении Российского писателя Андрея Доброва "Крыса в храме". Главный герой серии романов именно Владимир Алексееевич Гиляровский.
Память
В 2003 году на станции Скуратово в память о жертвах катастрофы силами Тульского отделения Московской железной дороги была построена часовня.
См. также
Напишите отзыв о статье "Кукуевская катастрофа"
Примечания
- ↑ [maps.yandex.ru/-/CZBhnvB Кукуевка на Яндекс.картах]
- ↑ 1 2 3 Лариса Тимофеева. [www.tula.rodgor.ru/gazeta/655/history/2706/ В Чернской катастрофе погибли 42 человека] // tula.rodgor.ru (Проверено 14 октября 2010)
- ↑ [www.turgenev.org.ru/club/rodnya/index.html Родственники писателя] // turgenev.org.ru (Проверено 15 октября 2010)
- ↑ 1 2 В. А. Гиляровский. [az.lib.ru/g/giljarowskij_w_a/text_0030.shtml Мои Скитания]. Собрание сочинений в 4 томах. М.: 1999. Том 4.
- ↑ С. Балуев, Е. Вышенков, А. Горшков и др. [evartist.narod.ru/text14/53.htm Журналистское расследование] / Под ред. А. Д. Константинова. СПб.: «Издательский Дом „Нева“»; М.: «ОЛМА-ПРЕСС», 2003 (Проверено 15 октября 2010)
- ↑ Виктор Гура. [www.booksite.ru/fulltext/gur/avi/ktor/5.htm Жизнь и книги Дяди Гиляя]. — Вологда: Вологодское книжное издательство, 1959
- ↑ 1 2 [modernlib.ru/books/chehov_anton_pavlovich/rasskazi_povesti_yumoreski_18801882/read/ Комментарии к: Чехов Антон Павлович. Полное собрание сочинений и писем (том 1) — Рассказы. Повести. Юморески. 1880—1882] // modernlib.ru (Проверено 15 октября 2010)
Литература
- Коновалюк О. И. Железные дороги России: транспортные происшествия XIX—XX вв. / О. И. Коновалюк: Рецензент: д-р ист. наук, проф. А. В. Манько. — М.: Лицей, 2007. — С. 20-28. — 408 с. — 200 экз. — ISBN 978-5-88623-026-2. (в пер.)
Отрывок, характеризующий Кукуевская катастрофа
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
