Курбановский, Алексей Алексеевич
Поделись знанием:
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
| Алексей Алексеевич Курбановский | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Альма-матер: |
Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина |
Алексе́й Алексе́евич Курбано́вский (р. 1955, Ленинград) — российский искусствовед, критик, переводчик, доктор философских наук, главный научный сотрудник Государственного Русского музея, автор многочисленных статей по рок-музыке.
В 1977 году окончил Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина. С 1990 г. работает в Государственном Русском музее. Защитил диссертацию о новейшем искусстве Санкт-Петербурга (1998). Опубликовал более 140 статей по истории отечественного искусства и современной художественной жизни, автор книг «Искусствознание как вид письма» (СПб., 2000), «Незапный мрак» (СПб., 2007). В 2002 и 2003 годах преподавал историю русского искусства в университетах США.
Избранная библиография
- Незапный мрак: очерки по археологии визуальности. — СПб.: АРС, 2007. — 320 с.
- Малевич и Гуссерль: пунктир супрематической феноменологии //Историко-философский ежегодник 2006. — М: Наука, 2006. — С. 329—336.
- Загадки «Последнего дня Помпеи» // Религиоведение. — 2007, № 4. — С. 138—145.
- Другая история искусства// Обсерватория культуры — 2007, № 5. — С. 70-75.
- Фрейд, Татлин, Башня: как советские психоаналитики могли понимать «Памятник III Интернационала»// Человек — 2008, № 1. — С. 152—162.
- Эпистемология образа: визуальность в живописи и ранней фотографии// Обсерватория культуры — 2008, № 2. — С. 64-69.
- Венера Советская. Визуальные модели советской женщины на выставке в Русском музее// Вопросы культурологии. — 2008, № 3. — С. 64-67.
- «Крыла и смерти уравнение.» Владимир Татлин: деконструкция в эдиповом пространстве// Журнал «Комментарии». — 1995, № 6. — С. 235—245.
- Глаз изумрудный. Врубель и Ницше: метафоры зрения// Журнал «Звезда». — 1996, № 9. — С. 205—210.
- Malevich’s Mystic Signs: from Iconoclasm to New Theology/ Sacred Stories — Religion and Spirituality in Modern Russia. — Mark D. Steinberg & Heather J. Coleman, eds. — Bloomington & Indianapolis: Indiana University Press, 2007. — pp. 358–376.
Напишите отзыв о статье "Курбановский, Алексей Алексеевич"
Отрывок, характеризующий Курбановский, Алексей Алексеевич
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
