Синяя линия (Миннеаполис)
 | |
| Описание | |
|---|---|
| Страна | |
| Расположение | |
| Дата открытия |
июнь 2004 года |
| Эксплуатант |
Metro Transit |
| Сайт |
[www.metrotransit.org/light-rail.aspx rotransit.org/light-rail.aspx] |
| Маршрутная сеть | |
| Число маршрутов |
1 |
| Подвижной состав | |
| Число вагонов |
27 |
| Число депо |
1 |
| Технические данные | |
| Ширина колеи |
1435 мм (4 ft 8 1⁄2 in) |
| Схема линии | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Синяя линия (до мая 2013 года Линия «Гайавата») — линия легкорельсового транспорта в округе Хеннепин штата Миннесота, соединяющая центральную часть Миннеаполиса с его южным пригородом Блумингтон. Название получила в честь Гайавата-авеню, вдоль которой проложена большая часть путей линии. Основными станциями на линии являются гипермаркет «Mall of America», Международный аэропорт Миннеаполис/Сент-Пол, Метрокупол и бейсбольный стадион «Target Field» в центре Миннеаполиса. Длина линии — 19,8 километра (12,3 мили). Была открыта 26 июня 2004 года[1]. Линия обслуживается компанией Метро Транзит — подразделением региональной правительственной службы общественного транспорта. Эта же компания является оператором автобусных маршрутов в Миннеаполисе и Сент-Полe. На долю линии приходится 12 % пассажиропотока компании. В 2008 году, отмеченном необычно высокими ценами на горючее, линия перевезла 10,2 миллиона пассажиров[2]. В июле 2011 года было принято решение переименовать линию «Гайавата» в Синюю линию с целью унификации схемы пригородного общественного транспорта, включающей также линию легкорельсового транспорта между Миннеаполисом и Сент-Полом (Зелёная линия) и две скоростных автобусных линии (Оранжевая и Красная)[3]. СодержаниеРабота линии
Пассажиры линии обычно платят столько же, сколько они заплатили бы за проезд в автобусе, и они могут использовать автобусные билеты для оплаты проезда на линии без дополнительной платы. Также для этих целей с сентября 2006 года используются смарт-карты. Тарифы на линии отличаются гибкостью. По состоянию на 2009 год, базовый тариф на линии $1.75, в час пик — $2.25. Предусмотрены скидки для пенсионеров и студентов, проезд обойдётся им от $0.50 до $0.75. Кроме того, в выделенной тарифной зоне делового центра Миннеаполиса плата за проезд составляет $0.50 для всех, а проезд между терминалами аэропорта бесплатен[4]. Продажа билетов осуществляется на станциях, как правило, через автоматические кассы. Они имеют инструкции на четырёх языках: английский, испанский, сомалийский и хмонгский[4]. Для унификации трамвайного маршрута с имеющимися автобусными ему был присвоен номер 55. В особо напряженные периоды и когда железнодорожное полотно линии по каким-либо причинам не работает, вдоль линии запускается автобусный маршрут с этим номером. Значительные усилия были направлены на художественное оформление станций. Каждая из 19 станций создана в уникальном архитектурном стиле, отражающем стилистику прилегающих к ней районов. Через несколько месяцев после запуска линии на станциях были установлены небольшие аудио- и видеопроигрывающие устройства, для развлечения и подачи тем для дискуссий среди пассажиров, ждущих поезда.
Длина туннеля под аэропортом составляет 2,7 км. Туннель является сдвоенным (по одному для каждого направления). Некоторые его участки были построены с помощью метростроевской техники (проходческих щитов). Туннели оборудованы усиленными системами безопасности и имеют усиленные конструкции, направленные на повышение устойчивости против возможных террористических актов. Кроме того, короткий туннель, параллельный Гайавата-авеню, пролегает под Minnehaha Parkway севернее станции «50-стрит». Вагоны
Первые 24 вагона были закуплены с 2003 по 2005 год, на момент открытия на линии работало 14 вагонов. Ещё три дополнительных вагона были закуплены зимой 2006—2007 годов: один на сэкономленные при строительстве линии средства и два на деньги, выделенные округом. В 2012 году были дополнительно закуплены вагоны Siemens Avanto, в США известные как S70[6][7]. Они были распределены между двумя линиями легкорельсового транспорта Миннеаполиса: 47 для Зелёной линии и 12 для Синей[8]. Данные вагоны несколько легче, в них улучшены системы отопления и звукоизоляции для большего комфорта пассажиров. Также они оснащены светодиодным, а не люминесцентным освещением салона, и камерами заднего обзора вместо зеркал заднего вида[9]. Типы вагонов являются частично-совместимыми: они используют одну колею и один тип вагона может буксировать неисправный вагон другого типа, но поезда, ввиду несовместимости электроники, могут составляться только из однотипных вагонов[9]. Поезда состоят из двух-трёх вагонов. Каждый вагон оборудован несколькими видеокамерами снаружи и изнутри, в целях контроля пассажиропотока, охраны и безопасности. Также камеры установлены на станциях. Видео с камер и положение каждого поезда на линии контролируется в диспетчерском пункте, расположенном между станциями «Сидар-риверсайд» и «Франклин Авеню». История
В тридцатых годах XX века в США развернулось массовое строительство автомобильных дорог, а у общественного транспорта появился конкурент — массовый автомобиль. Из-за этого трамвай в Миннеаполисе стал нести убытки и в конечном итоге был закрыт. Практически все пути были разобраны в 1950-х годах. Немногочисленные оставшиеся пути в районе озёр Харриет и Калхаун и несколько оставшихся на ходу вагонов в настоящее время используются в развлекательных целях. Со временем, однако, дорожная сеть перестала справляться с возросшим количеством автомашин. Доклад Транспортного Института Техаса от 2003 года констатировал, что Миннеаполис являлся семнадцатым городом США по уровню загруженности пробками и вторым по темпам роста этого уровня[11]. Это способствовало возрождению интереса к общественному транспорту. В 1985 департамент транспорта Миннесоты проанализировал экологические последствия и пришёл к выводу, что оптимальным вариантом будет прокладка линии легкорельсового транспорта[12]. Закладка линии состоялась 17 января 2001 года. Регулярные перевозки на первой очереди линии начались 26 июня 2004 года, на второй — 4 декабря 2004 года. Открытие каждой очереди сопровождалось двумя днями бесплатного проезда на поезде и близлежащих автобусах. Перед открытием линия тестировалась несколько месяцев. Линия открылась ровно через 50 лет и одну неделю после последнего рейса трамвая в городе. Напишите отзыв о статье "Синяя линия (Миннеаполис)"Примечания
Ссылки[www.vladtime.ru/2011/07/22/print:page,1,net-tramvaya-v-svoyom-otechestve.html Нет трамвая в своём отечестве: Владивостоку посоветовали перенимать опыт Миннеаполиса.] (рус.). ИА Владтайм (22 июля 2011). [www.webcitation.org/67jnkF5jp Архивировано из первоисточника 18 мая 2012]. [dll-usa.livejournal.com/tag/%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%B2%D0%B0%D0%B9 Трамвай в Миннеаполисе] (рус.). dll_usa (10 ноября 2010). [www.webcitation.org/6B9X09e9I Архивировано из первоисточника 4 октября 2012]. |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Синяя линия (Миннеаполис)
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
