Локателли, Джованни-Батиста

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джованни Батиста Локателли
Giovanni Battista Locatelli
Род деятельности:

антрепренёр

Дата рождения:

7 января 1715(1715-01-07)

Дата смерти:

25 апреля 1785(1785-04-25) (70 лет)

Место смерти:

Санкт-Петербург

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Джованни Батиста Локателли (итал. Giovanni Battista Locatelli) (7 января 1713 — 14 марта 1785) — актёр, певец и антрепренёр; первый русский оперный и балетный антрепренёр.

Его принято называть первым русским антрепренёром. Хотя на самом деле это не совсем так. Пожалуй, правильнее самым первым русским антрепренёром назвать Иоганна Кунста, работавшего под покровительством ещё Петра I. Однако дело Кунста прижиться на Руси не успело и было практически позабыто. Поэтому прибывшему через много лет в Россию Локателли пришлось начинать театральную антрепризу с самого начала.

Локателли прибыл в Петербург в 1757 году с оперной, балетной и драматической труппой и стал устраивать представления для императрицы и её окружения, таким образом войдя в структуру русских императорских театров. Его труппа, получая из казны 7000 р. жалованья в год, играла на сцене театра у Летнего дворца: два раза в неделю за деньги — для публики, раз бесплатно — для двора[1]. По решению императрицы Елизаветы Петровны и с её субсидией в его распоряжение был отдан Старый Придворный театр в Петербурге (абонемент на ложу стоил 100 р. в год и, кроме того, по рублю с человека за вечер). Его театр стал важной вехой в истории театрального движения в России, сам Локателли стал первым профессиональным антрепренёром публичного театра. Дело пошло столь удачно, что он вызвал из Италии ещё певцов (среди которых - известного кастрата Манфредини), машинистов сцены, декораторов, танцовщиков и др.театральных работников и в 1759 г. устроил свой частный театр в Москве (ЭСБЭ, по всей видимости – ошибочно дает дату - 1758[1]). Между Московским университетом и антрепризой Локателли было заключено соглашение об объединении их театральных предприятий (Ученые записки императорского Московского университета. М., 1834. Ч.4. С.352).[2]. В результате был построен «Оперный дом» у Красных ворот, где разыгрывались спектакли итальянской труппы, а в дни, свободные от опер, — спектакли «Российского университетского театра», а самым первым представлением Московского Российского университетского театра в Оперном доме Локателли состоялось 25 мая 1759 года — показывалась комедия М.-А. Леграна «Новоприезжие» в переводе А. А. Волкова. Объединение это было выгодно обеим труппам: университет перенимал опыт ведения театрального дела, а Локателли важно было заручиться высоким покровительством университета. По договору Локателли обязался обучать предназначавшихся для сцены воспитанников. Содержание театра было возложено на Локателли, а руководство русской труппой осуществлялось университетом.

Театр Локателли имел огромное значение для развития русского театрального движения, став первым профессиональным учителем нарождающегося русского театра. На его сцене выступали профессиональные артисты, особо блистали две красавицы-балерины — Л. Сакко и А. Белюцци. Московская балетная труппа театра Локателли давала не только классический высокопарный балет, но ещё привнесла на новую российскую почву традиции итальянской commedia dell’arte, близкой по своей природе русским представлениям скоморохов и деревенским (народным) танцам[3].

Однако со смертью императрицы Елизаветы Петровны в 1762 году едва зародившаяся жизнь Московского театра прекратилась. Предпринимательская деятельность в культуре не дает больших дивидендов, тем более русская публика ещё не была готова к пониманию искусств, круг зрителей был очень ограничен. Новый император Петр III сценическим искусством не интересовался. Театр Локателли просуществовал до 1762 г., к весне Локателли вынужден был закрыть театр, требовавший все новых вложений, и распустил свою труппу. Причиной неудачи Локателли был сравнительно небольшой интерес московского населения к таким зрелищам. Кроме того, в Москве 60-х годов XVIII века ещё не было достаточного количества зрителей, могущих содержать театр, — резюмирует Илья Кузнецов, «Рождение Московского балета…» [4]. Локателли объявил себя банкротом и возвратился с частью своей труппы в Петербург. Но и в Петербурге Локателли ждали неудачи точно такого же рода – публика первой столицы мало отличалась от второй, любовь к искусствам русской аристократией ещё не была привита, и без государевой поддержки театры не могли выживать.

Скорое воцарение Екатерины II вернуло Высочайшее внимание к театрам. В том же 1762 г. в надежде поправить денежные дела он выхлопотал у императрицы позволение дать в С-Петербурге несколько маскарадов, которые, как новинка, имели большой успех. Ему было разрешено давать публичные маскарады, по четвергам, в деревянном Зимнем дворце[5].

Локателли, потеряв все средства, стал балетмейстером Императорских театров, где ставил балеты, в том числе и своего сочинения.

Часть труппы Локателли, не поехавшая с ним в Петербург, а оставшаяся в Москве, занялась преподавательской деятельностью, о чём сохранились свидетельства: «певец кастрат Манфредини как-то откровенно заявил, что без оперы ему в Москве жилось лучше, чем при опере». Это понятно: «богатые дома» охотно содержали учителей, руководивших нарождающимися крепостными театрами» [4]

Под конец жизни Локателли работал учителем итальянского и французского языков в Петербургской театральной школе при Императорских театрах.

Напишите отзыв о статье "Локателли, Джованни-Батиста"



Примечания

  1. 1 2 Локателли, Джованни // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. [www.nasledie-rus.ru/red_port/00600.php «Наследие», О. В. Бубнова]
  3. [www.fabrikastars8.ru/212/balet-bolshogo-teatra/ Балет Большого театра]
  4. 1 2 [www.ballet-school.ru/node/156 «Рождение Московского балета…»]
  5. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/73129/%D0%9B%D0%BE%D0%BA%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%BB%D0%B8 ББЭ]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Локателли, Джованни-Батиста

В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.