Макама

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Макамы»)
Перейти к: навигация, поиск

Макама (араб. مقامةсеанс, собеседование) — жанр арабской литературы, плутовские повести в рифмованной прозе со стихотворными вставками, повествующие о приключениях талантливых и образованных мошенников. Жанр впервые появляется у Бади аз-Замана, составившего около 1000 года сборник макам, и доведён до совершенства аль-Харири (10541122).

Оказал влияние и на еврейскую поэзию[1].

Напишите отзыв о статье "Макама"



Примечания

  1. [www.academia.edu/4871029/Соотношение_поэзии_и_прозы_в_макамах_на_иврите_XII-XIII_вв Соотношение поэзии и прозы в макамах на иврите XII-XIII вв. ]

Литература

  • Некора Л. [slovari.yandex.ru/dict/litenc/article/le6/le6-7061.htm?text=Макама&encid=litenc&encid=litenc Макамы] // Литературная энциклопедия. — 1932. — Т. 6.
  • аль-Харири Абу Мухаммед аль-Касим. Макамы. Арабские средневековые плутовские новеллы / Пер. с араб. В. М. Борисова, А. А. Долининой, В. Н. Кирпиченко; вступ. статья и примечания В. М. Борисова, А. А. Долининой. — М.: Наука (ГРВЛ), 1978. — 220 с. — 50 000 экз.


Отрывок, характеризующий Макама



– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.