Морской заповедник
Морской заповедник — часть морской территории, которая законодательным образом защищена от рыбалки или иной экономической деятельности человека с целью охраны морского биоразнообразия, важных экологических процессов и генетических ресурсов как одна из мер по предупреждению ухудшения состояния окружающей среды в морской экосистеме. Понятие «морской заповедник» следует отличать от понятия «морской парк». На сегодняшний день менее чем 1 % площади мирового океана выделен под морские заповедники[1], при этом все они расположены в относительной близости к суше.
Прообразом морского заповедника может считаться часть современного национального парка Драй-Тортугас: 4 января 1935 года президентом США Франклином Рузвельтом рифы около Форт-Джефферсон были впервые в мире объявлены морской охраняемой территорией. В Европе первый морской заповедник появился в 1963 году в рамках национального парка Порт-Кро у курорта Йер во Франции. Первая международная резолюция по охране морской среды была принята в ходе Первой всемирной конференции по национальном паркам в Сиэтле в 1962 году[2].
В начале 1970-х годов Соединённые Штаты взяли на себя инициативу в создании национальных морских заповедников и принятии специального законодательства по этому вопросу; в Китае с конца 1980-х годов программа создания морских заповедников в течение пяти лет позволила создать семь национальных морских заповедников.
Крупнейшим морским заповедником в мире является Заповедная территория островов Феникс[3]. Крупные морские заповедники существуют в Австралии, Новой Зеландии, США, Канаде (Национальный морской заповедник), Китае, России (Дальневосточный морской заповедник).
Напишите отзыв о статье "Морской заповедник"
Примечания
Отрывок, характеризующий Морской заповедник
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
