Народный артист Киргизской ССР

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Народный артист Киргизской ССР
Страна

Киргизская ССР Киргизская ССР

Тип

нагрудный знак

Кому вручается

наиболее выдающимся деятелям искусства

Основания награждения

внёсшим особый вклад в развитие советского театра, музыки, кино, цирка, телевидения и радиовещания в воспитание творческой смены

Статус

не вручается

Очерёдность
Старшая награда

Народный артист СССР

Младшая награда

Народный артист автономной республики

«Народный артист Киргизской ССР» — почётное звание, установлено 10 января 1939 года. Присваивалось Президиумом Верховного Совета Киргизской ССР выдающимся деятелям искусства, особо отличившимся в деле развития театра, музыки и кино.

Присваивалось, как правило, не ранее чем через пять лет после присвоения почётного звания «заслуженный артист Киргизской ССР» или «заслуженный деятель искусств Киргизской ССР». Следующей степенью признания было присвоение звания «Народный артист СССР».

Впервые награждение состоялось в 1939 году — обладателем этого звания стал Боталиев Аширалы — актёр.

Последними награждёнными в 1986 году стал Рыскулов, Искендер Муратбекович — театральный режиссёр, в 1988 году стали Толибжон Бадинов и Айтаджи Шабданова - артисты Ошского музыкально-драматического театра имени Бабура[1].

С распадом Советского Союза в Киргизстане звание «Народный артист Киргизской ССР» было заменено званием «Народный артист Киргизстана», при этом за званием сохранились права и обязанности, предусмотренные законодательством бывших СССР и Киргизской ССР о наградах.



См. также

Напишите отзыв о статье "Народный артист Киргизской ССР"

Примечания

  1. [fdculture.com/page688475 Деятели культуры Кыргызстана]

Ссылки

[fdculture.com/page688475 Деятели культуры Кыргызстана]

Отрывок, характеризующий Народный артист Киргизской ССР

Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.