Оттен, Николай Давидович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Николай Оттен»)
Перейти к: навигация, поиск

Николай Давидович Оттен (псевд. Поташинский; 1907—1983) — кинодраматург, переводчик, сценарист, критик.

Родился 1 ноября 1907 года в Санкт-Петербурге.

Учился в политехническом институте по специальности экономист.

С 1924 года начал публиковать в газетах и журналах статьи и рецензии по вопросам театра и киноискусства[1]. Член Союза писателей с 1941 года. Впоследствии написал повести «Дань» (М.: Сов. писатель, 1980. — 189 с.), «На заре прекрасной юности» (1966); книги «В. О. Массалитинова» и «Великий гражданин» (Госкиноиздат, обе 1939) и «Наталья Ужвий» (Госкиноиздат, 1940); пьесы «Приговор выносите Вы!…» (в соавторстве с В. Г. Шершеневичем; 1942), «Не поле перейти» (в соавторстве с Ф. А. Вигдоровой; 1964), «Сквозь жар души» (в соавторстве с И. М. Маневичем; 1969) и др.

Н. Д. Оттен — автор киносценариев «В дни Октября» (1958) и «Татьянин день» (1967). Он составил 6-томное издание «Избранные сценарии советского кино». был одним из редакторов литературно-художественного сборника «Тарусские страницы».

Был женат на переводчице Е. М. Голышевой. Семья жила в Тарусе; их дом посещали К. Паустовский, Н. Мандельштам, А. Солженицын и многие другие, некоторое время жил Александр Гинзбург.

Напишите отзыв о статье "Оттен, Николай Давидович"



Примечания

  1. «На повестке дня — актер. Как Ливанов сделал Кимбаева» («Рабис», М., 1932, № 17)

Ссылки

  • [libinfo.org/index/index.php?id=114462 Фонд РГАЛИ]
  • [rujen.ru/index.php/%D0%9E%D1%82%D1%82%D0%B5%D0%BD Биография] в Российской еврейской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Оттен, Николай Давидович

Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.