Вигдорова, Фрида Абрамовна

Фрида Абрамовна Вигдорова
Дата рождения:	3 (16) марта 1915(1915-03-16)
Место рождения:	Орша, Оршанский уезд, Могилёвская губерния, Российская империя
Дата смерти:	7 августа 1965(1965-08-07) (50 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	писательница, журналист
Направление:	социалистический реализм
Язык произведений:	русский

Фрида Абра́мовна Ви́гдорова (3 [16] марта 1915, Орша — 7 августа 1965, Москва) — русская советская писательница, журналист и правозащитник. Жена писателя-сатирика Александра Раскина.

Биография

Родилась в семье преподавателя Абрама Григорьевича и Софьи Борисовны Вигдоровых. Окончила литературный факультет педагогического училища (1937), преподавала русскую литературу в школе, затем переключилась на журналистскую работу. Сотрудничала с газетами «Правда», «Комсомольская правда», «Литературная газета». В 1940-е гг. публиковала, в основном, статьи о проблемах школы и воспитания детей (часть статей в соавторстве с Норой Галь). В 1948 году была уволена из газеты «Комсомольская правда» во время кампании по борьбе с космополитизмом в СССР.

С середины 1950-х гг. в большей степени работала на основе писем в редакцию, занимаясь помощью людям, попавшим в трудные обстоятельства, — Вигдорова стояла у истоков этой особой журналистской специальности в позднесоветской газетной печати, её продолжателями были Евгений Богат, Ольга Чайковская и др.; статьи этого рода составили две книги Вигдоровой, «Дорогая редакция» (1963) и изданную посмертно «Кем вы ему приходитесь?» (1969). «Забывая о своем покое, отрываясь от любимой работы, от своих книг, она шла по первому зову, ехала в любую даль, одолевала враждебность и казенщину и никогда не складывала оружия, пока не удастся восстановить справедливость, выпрямить поломанную судьбу, поддержать, спасти», — писала в рецензии на вторую из них критик Э. Кузьмина. Журналистские занятия человеческими судьбами привели Вигдорову к общественной активности в её естественной для рубежа 1950-60-х гг. форме: она была депутатом районного совета народных депутатов.

Особой страницей в биографии Вигдоровой как общественного деятеля стало её участие в судебном деле Иосифа Бродского, к которому она привлекла внимание многих известных деятелей культуры. В феврале 1964 г. Вигдорова присутствовала на суде над Бродским и сделала запись судебных слушаний, которая получила широкое распространение в самиздате: собственно, с этой записи, получившей название «Судилище», наряду с некоторыми ранними произведениями Александра Солженицына, и начинается история общественно-политического самиздата в России. А. Гинзбург посвятил Вигдоровой свою «Белую книгу» о процессе Синявского-Даниэля.

Запись также была многократно опубликована в разных странах и вызвала широкое движение западных интеллектуалов левой ориентации в защиту Бродского; благодаря вмешательству Жана-Поля Сартра Бродский был в сентябре 1965 г. освобождён из ссылки. К этому моменту Вигдоровой уже месяц как не было в живых; до последних дней (она умирала от рака поджелудочной железы) она постоянно интересовалась ходом дела Бродского и судьбой поэта.

Фрида Вигдорова оказывала разнообразную помощь и поддержку и другим писателям: так, при её активном участии была осуществлена публикация первых произведений И. Грековой и русского перевода сказки Сент-Экзюпери «Маленький принц». С. Богатырёва писала про Вигдорову, что «ей не нужно было, чтобы её просили. Она кидалась на помощь».

Творчество

Собственная литературная работа Вигдоровой началась с ряда публицистических публикаций — в частности, с выполненной ею литературной записи воспоминаний Л. К. Космодемьянской, матери Зои и Александра Космодемьянских.

Далее последовали повесть о молодой учительнице «Мой класс» (1949) и трилогия «Дорога в жизнь», «Черниговка» и «Это мой дом» (1961), посвящённые проблемам педагогики и становления личности подростка (романы написаны от лица С. А. Калабалина — у Вигдоровой (как и у Макаренко) Карабанов, — воспитанника А. С. Макаренко, также посвятившего себя работе в детских домах и его жены Галины Константиновны, в «Педагогической поэме» Макаренко названной Черниговкой). Как отмечала Э. Кузьмина, «каждая книга трилогии — этап, ступень в становлении Педагога. И в создании из пёстрого сборища разрозненных ребят, трудных подростков, беспризорников единой общности — коллектива, Дома». В 1971 году повесть «Это мой дом» была экранизирована. Фильм под названием «Вчера, сегодня и всегда» снял кинорежиссёр Яков Базелян.

Последние работы Вигдоровой — дилогия «Любимая улица» и «Семейное счастье» (1965), в центре которых — психологический портрет молодой женщины, жены, матери.

О Фриде Вигдоровой

Фрида — большое сердце, самая лучшая женщина, какую я знал за последние 30 лет.

Корней Чуковский (К. Чуковский. Дневник (1930—1969). — М., 1994. — С. 376)

Все, кто хоть немного знал Фриду Абрамовну Вигдорову <…> — тот всегда и навеки ей благодарен за то, что она жила на земле, в СССР, в Москве — среди нас.

Мария Юдина (М. Юдина. Лучи божественной любви. — М.—СПб., 1999. — С.203)

Все помнят, как доблестно она себя вела на процессе Бродского весной 1964 года. Когда какой-то доброхот обратил внимание суда на то, что она записывает весь ход заседания, и судья сказала: «Отнять у неё записи», — Фрида выпрямилась во весь свой 150-сантиметровый рост и тихо ответила: «Попробуйте». А сразу после заседания она пришла в наш дом и — стояла и плакала на лестнице, не в силах подняться на наш этаж и позвонить.

Нина Дьяконова (Н. Дьяконова. Фриде. // «Звезда», 2005, № 3)

Фрида была сродни не только диккенсовским героиням, но и самому Диккенсу: в жизни она творила то, что Диккенс придумывал в своих повестях, — превращала чужую беду в сказку с хорошим концом.

Лидия Чуковская (Л. Чуковская. Сочинения в 2-х тт. Том I. Повести, воспоминания. — М., 2000)

Пусть её светлый образ навсегда останется с нами как помощь, утешение и пример высокого душевного благородства.

Анна Ахматова (Записные книжки Анны Ахматовой (1958—1966). — М. — Torino, 1996. — С. 654.)

Памяти Фриды Вигдоровой посвящена песня Александра Галича «Уходят друзья».

Книги

• Двенадцать отважных. М., 1948 ( в соавторстве с Т. Печерниковой)
• Мой класс, М.-Л., 1949
• Мой класс, М.-Л., 1950
• Мой класс, М.-Л., 1951
• Мой класс, Вологда., 1951
• Мой класс. Новосибирск, 1951
• Мой класс.Симферополь, 1951
• Записки учительницы. М., 1949
• Дорога в жизнь, М., Детгиз, 1954
• Дорога в жизнь, М., Детгиз, 1955
• Дорога в жизнь. Это мой дом, М., 1957
• Черниговка, М., Советский писатель, 1959
• Дорога в жизнь. Это мой дом. Черниговка. М., 1961
• Что такое мужество. М., 1961
• Семейное счастье, М., Советский писатель,1962
• Дорогая редакция. Очерки, М., Московский рабочий, 1963
• Двенадцать отважных. М., 1963 ( в соавторстве с Т. Печерниковой)
• Любимая улица, М., Советский писатель,1964
• Семейное счастье. Любимая улица. М., 1965
• Минуты тишины. М, 1965
• Минуты тишины. М, 1967

Статьи в газетах

Составили сотрудницы Отдела газет РГБ (бывшей «Ленинки») Л.Д. Петрова и Е.А. Чибисова, а также историк науки Ю.В. Чайковский

«Правда»

• В стороне от школы // 1938, 5 октября (о журнале «Литература в школе»)
• На уроке истории // 1938, 14 ноября (даже в Москве нет учебников и пособий)
• Институт с изъяном // 1938, 26 ноября (о дефектологическом пединституте)
• Псевдоморалисты и настоящие педагоги // 1939, 17 октября (совм. с А. Шаровым)
• Равнодушные педагоги // 1939, 12 декабря

«Литературная газета»

• Равнодушие // 1948, 19 июля (резкая критика Академии пед. наук)
• Персональное дело // 1952, 2 февраля
• «Не те слезы...» // 1954.- 10 апреля (№43).- С.3
• В единой школьной семье // 1954.- 21 октября (№126).- С.1
• Высокий пост // 1955.- 27 января (№12).- С.2
• Преступление и выводы из него // 1955.- 21 июня (№73).- С.2
• Костер без пламени // 1957.- 7 марта (№29).- С.1-2
• Воспитание больших и маленьких // 1957.- 16 апреля (№46).- С.3
• Четыре фильма // 1959.- 1 сентября (№108).- С.3
• Для людей // 1959.- 3 ноября (№135).- С.2
• Авторитет // 1961.- 2 марта (№27).- С.2
• Ноль три // 1961.- 23 мая (№61).- С.3
• Теорему можно считать доказанной // 1961.- 21 ноября (№138).- С.2
• Право помочь // 1962.- 21 июня (№73).- С.2
• Пресная вода резонерства // 1962.- 30 июня (№77).- С.2
• О понятиях совсем не старомодных // 1963.- 22 января (№10).- С.2
• Не для архива // 1963.- 16 марта (№33).- С.2

«Известия»

• Плохой студент? // 1961.- 28 июня (№152).- С.4 (о самоубийстве студента Физфака МГУ)
• Арифметика и педагогика // 1961.- 16 августа (№195).- С.3
• «По следам...» // 1962.- 28 апреля (№101).- С.4
• Лживое слово // 1963.- 7 февраля (№33).- С.6
• Дружба под судом // 1963.- 4 апреля (№81).- С.4
• ...Извлекает искры // 1964.- 8 января (№7).- С.4

Литература

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
• Кузьмина, Э. [vavilon.ru/kuzmina/69vigdorova3.html Фрида Вигдорова] // Кузьмина Э. Б. Светя другим: Полвека на службе книгам. — М.: ИД «Юность», 2006. — С.331-340.
• Raskina, А. Frida Vigdorova’s Transcript of Joseph Brodsky’s Trial: Myths and Reality // Journal of Modern Russian History and Historiography. — 2014. — № 7. — P. 144—180.  (англ.)

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/10907 Вигдорова Фрида] — статья из Электронной еврейской энциклопедии.
• [www.politnauka.org/library/russia/vigdorova.php Судилище. Записки с судебного процесса над Бродским].
• Фрида Вигдорова. [mag7a.narod.ru/frida.htm Девочки (дневник матери)] // Семья и школа. — № 8’10 — 12’11.
• [www.chukfamily.ru/Humanitaria/Frida/frida.htm Страница памяти Ф. Вигдоровой] на сайте семьи Чуковских.
• Шаламов, В. [shalamov.ru/library/24/26.html Переписка с Фридой Вигдоровой].
• [www.colta.ru/articles/literature/6650 «Часть собрания вопит: “Голосовать! Вывести!” Проголосовали. Дважды!»: К 100-летию Фриды Вигдоровой]. Colta.ru (16 марта 2015). Проверено 19 марта 2015.
• [www.vvedenskoe.pogost.info/displayimage.php?pos=-29107 Похоронена на Введенском кладбище].

Отрывок, характеризующий Вигдорова, Фрида Абрамовна

– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.