Новгородские свинцовые грамоты

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Новгородские свинцовые грамоты (письмена на свинцовых пластинках) — разновидность средневековых письменных источников, которые исследователи сравнивают с берестяными грамотами.

Свинцовая грамота №1. Условная дата: 1100—1120, стратиграфическая дата: кон. XI — 1 треть XII в., внестратиграфическая дата: предпочт. первое 20-летие XII века[1]. Текст: «От Носка к Местяте. Заозерского отрока в прошлом году купили. Суздалец Ходутинич пусть возьмет две гривны в качестве процентов»[2].

По А. А. Зализняку, интересна свинцовая грамота №1 (А 17; стратигр. кон. XI — 1 треть XII в., внестратигр. предпочт. первое 20-летие XII века; Нерев. Е). Академик-лингвист данное письмо характеризовал так: «По способу нанесения букв и по жанру оно столь сходно с берестяными грамотами, что мы считаем возможным рассматривать его в одном ряду с ними» (в издании это письмо помещено после берестяной грамоты № 318. НГБ V: 154.155). Для имени Ходута, по мнению Зализняка, очень близко по структуре Ходота — имя вятичского князя, упоминаемого в «Поучении» Владимира Мономаха. Грамота привлекла внимание ряда специалистов[3].

Свинцовая грамота №2. Б 132 включена в цикл Грамоты 60-х годов XII века — 10-х годов XIII века, не разбираемые индивидуально. Свинцовая грамота № 2 (2 пол. XII в., Федоровск.). азбука (неполная): а б в г д s е ж s з и i к.



См. также

Напишите отзыв о статье "Новгородские свинцовые грамоты"

Примечания

  1. [gramoty.ru/prorisi/bbsvinc1.gif Прорись свинцовой грамоты 1]
  2. [www.novgorod.ru/read/information/history/clauses/nerevsky-end1 Неревский конец Великого Новгорода — Великий Новгород]
  3. [gramoty.ru/?id=dnd А. А. Зализняк «Древненовгородский диалект». Часть вторая. Тексты с комментариями. Раннедревнерусский период. Раздел А (XI — 1 четв. XII в.)]

Ссылки

  • [gramoty.ru/index.php?act=full&id=994 Грамота Свинц. 1]
  • [gramoty.ru/index.php?act=full&id=995 Грамота Свинц. 2]

Отрывок, характеризующий Новгородские свинцовые грамоты

Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»