Нуртазин, Аманбек

Аманбек Нуртазин
Дата рождения	17 июля 1939(1939-07-17)
Место рождения	Кенес, Киргизская ССР Киргизская ССР
Дата смерти	18 февраля 2013(2013-02-18) (73 года)
Место смерти	Бишкек
Страна	СССР СССР→Киргизия Киргизия
Профессии	оперный певец
Певческий голос	тенор
Коллективы	Киргизский национальный академический театр оперы и балета имени А. Малдыбаева
Награды	|| Заслуженный артист Киргизской ССР (1987)

Аманбек Нуртазин (17 июля 1939, село Кенес Кордайского района Киргизской ССР — 18 февраля 2013, Бишкек, Киргизия) — киргизский оперный певец, тенор, заслуженный артист Киргизии, солист Киргизского национального академического театра оперы и балета имени А. Малдыбаева.

Аманбек Нуртазин учился вокалу у С. К. Шехова в хоровой студии при Киргизском театре оперы и балета в городе Фрунзе, затем в Московской консерватории имени П. И. Чайковского. После окончания вокального факультета консерватории с 1962 года до выхода на пенсию жизни был солистом Киргизского театра оперы и балета.

Нуртазин исполнил более пятидесяти партий классического и национального оперного репертуара. В их числе Ленский («Евгений Онегин» П. И. Чайковского), Юродивый («Борис Годунов» М. П. Мусоргского), Альмавива («Севильский цирюльник» Дж. Россини), Кассио («Отелло» Дж. Верди), Сыргак и Кульчоро (оперы «Манас» и «Ай-Чурёк» композиторов В.Власова, А.Малдыбаева и В.Фере), Олжобай («Олжобай и Кишимжан» М. Абдраева). Певец возглавлял оперно-хоровую студию театра.

Аманбек Нуртазин — лауреат VI Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве в 1957 году, дипломант Всесоюзного конкурса вокалистов имени Михаила Глинки, лауреат межреспубликанских конкурсов вокалистов Средней Азии и Казахстана. Заслуженный артист Киргизии (1987), награждён медалью «Данк», медалью «Ветеран труда».

Отрывок, характеризующий Нуртазин, Аманбек

– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.