Отчуждение (фильм)
Отчуждение | |
Uzak | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер | |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Кинокомпания |
NBC Film |
Длительность |
110 мин. |
Страна | |
Язык | |
Год | |
IMDb | |
«Отчуждение» (тур. Uzak) — кинофильм режиссёра Нури Бильге Джейлана 2002 года. Фильм удостоен «Гран-при» 56-го Каннского кинофестиваля.[1]
Для актёра Эмина Топрака роль Юсуфа в этом фильме стала последней: 2 декабря 2002 года он погиб в дорожной аварии около города Чан.
Содержание
Сюжет
История двух одиноких и отчуждённых мужчин рассказывается на фоне заснеженного и промозглого Стамбула. Юсуф (Эмин Топрак), молодой рабочий из деревни, приезжает в Стамбул, чтобы найти здесь работу в порту на какое-либо судно. Он останавливается у своего родственника Махмута (Музаффер Оздемир), достаточно обеспеченного фотографа. Махмут — внешне полная противоположность неискушённому и необразованному Юсуфу, к которому он испытывает неприязнь. Он состоялся в жизни, является поклонником фильмов Андрея Тарковского. Но в то же время работа Махмута предельно скучна и состоит в фотографировании образцов плитки, он едва может выразить свои эмоции к своей бывшей жене или своей возлюбленной.
В ролях
- Музаффер Оздемир — Махмут
- Эмин Топрак — Юсуф
- Зухал Генджер — Назан
- Назан Кырылмыш
- Эбру Джейлан
- Феридун Коч
- Фатма Джейлан
Награды
Напишите отзыв о статье "Отчуждение (фильм)"
Примечания
- ↑ [www.festival-cannes.com/en/archives/ficheFilm/id/4007246/year/2003.html 2014 Official Selection]. Cannes. Проверено 2 ноября 2014.
Ссылки
- [www.nbcfilm.com/uzak/uzak.php?mid=1 Официальная страница фильма]
- «Отчуждение» (англ.) на сайте Internet Movie Database
|
|
Отрывок, характеризующий Отчуждение (фильм)
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.