Оутс, Титус

Титус Оутс

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Титус Оутс (15 сентября 1649 — 12 июля 1705) — английский заговорщик, сфабриковавший так называемый папистский заговор, никогда не существовавший в реальности католический заговор с целью убийства короля Карла II.

Ранние годы

Титус Отс родился в Окхэме. Его отец, Самуил, был главой округа Маршэм в Норфолке, прежде чем стать анабаптистом во время Английской революции и воссоединиться с Церковью Англии во время Реставрации Стюартов. Оутс учился в школе портных-торговцев (был принят туда в июне 1665 года), возможно — какое-то время учился в школе в Суссексе, затем — в колледже Гонвилла и Каюса в Кембридже с 29 июня 1667 года и колледже Св. Иоанна в Кембридже со 2 февраля 1668 или 1669 года. Оутс не был хорошим студентом и был изгнан из обоих учебных заведений, но впоследствии утверждал, что до поступления в колледж учился также в Вестминстерской школе. Через несколько месяцев после изгнания из последнего колледжа он стал англиканским священником и викарием прихода Боббинг в Кенте. В этот период Оутсу было предъявлено обвинение в лжесвидетельстве за то, что он заявлял о содомии учителя из Гастингса. Оутс был посажен в тюрьму, но бежал (по другой версии — чудом избежал преследования за дачу ложных показаний) и отправился в Лондон.

В 1677 году он получил назначение в качестве капеллана судна Adventurer в английском военно-морском флоте. Вскоре он был обвинён в содомии (которая каралась смертной казнью в Англии в то время) и был помилован только вследствие его статуса священника.

После изгнания из флота он отправился в католическое герцогство Норфолк как англиканский священник. В пепельную среду в 1677 году он был принят в лоно католической церкви. Как ни странно, в то же время Оутс выступал соавтором ряда антикатолических брошюр вместе с Израилем Тонгом, с которым он познакомился через своего отца Самуила, который ещё раз вернулся к баптистской доктрине.

Связь с иезуитами

Оутс был связан с иезуитскими организациями Сент-Омер (во Франции) и Королевским английским колледжем в Вальядолиде, Испания (как и многие семинарии диоцезов того времени, это были иезуитские по своей сути учреждения). Оутс был принят на курс в Вальядолиде при поддержке Ричарда Стреннджа как брат Амброз, несмотря на отсутствие у него даже базовых знаний латыни. Позже он лгал, что стал доктором католического богословия. Через некоторое время он был выслан из Испании, но в октябре 1677 года подал на поступление в Сент-Омер и поступил туда в декабре. Томас Витбред, впрочем, занял более жёсткую позицию в отношении Оутса, чем Стрендж, и в июне 1678 года изгнал его из Сент-Омера.

Когда Оутс вернулся в Лондон, он возродил свою дружбу с Израилем Тонгом. Оутс рассказал, что он сделал вид, что стал католиком, чтобы узнать о секретах иезуитов, и что, прежде чем уехать, он слышал о запланированной встрече иезуитов в Лондоне.

Папистский заговор

В историю Оутс вошёл сфабрикованным им Папистским заговором — через одного из королевских министров, используя поддельные письма, он сумел убедить короля Карла II в том, что католики тайно готовят покушение на него. Клевета Оутса привела к массовой антикатолической истерии в стране, массовым арестам католиков и казням известных людей, но в конце концов его обман раскрылся.

Последствия

31 августа 1681 года Оутс был арестован за «призыв к мятежу», приговорён к штрафу в 100000 фунтов и брошен в тюрьму. В мае 1685 года, когда на трон взошёл Яков II, Оутс был осуждён повторно — за дачу ложных показаний — и был приговорён к нескольким дням пыток. Так, в первый день его привязали к позорному столбу, и прохожие закидывали его яйцами, на второй день его снова привязали к столбу. На третий день его раздели догола и проволокли по улицам привязанным за ноги к телеге, после чего жестоко выпороли. На следующий день его выпороли снова, и повторная порка, как считалось, должна была убить его, но Оутс всё же выжил.

Следующие три с половиной года Оутс провёл в тюрьме. В 1689 году, после вступления на трон Вильгельма Оранского и началом очередного возмущения против католиков, он получил частичную свободу и сразу попытался обжаловать свой приговор в Палате лордов, члены которой, допуская его несправедливость, всё же при рассмотрении подтвердили его по 23 пунктам из 35. Однако члены Палаты общин приняли законопроект, аннулирующий это решение; в итоге была проведена совместная конференция, на которой члены Палаты лордов, признавая, что юридически они неправы, придерживались их прежнего определения. Вопрос с Оутсом был окончательно решён королевским помилованием и назначением пенсии в 260 фунтов стерлингов в год. Выплата пенсии была затем приостановлена, но в 1698 году возобновлена и даже увеличена до 300 фунтов стерлингов в год.

Тяжёлое наказание и тюремное заключение нисколько не изменили Оутса, и остаток своей жизни он провёл в различных грязных интригах. В 1691 году он познакомился с Уильямом Фуллером, другим заговорщиком и самозванцем, вместе с которым оказался вовлечён в новый заговор, но никакого успеха в этом не достиг. Он женился на богатой вдове в 1693 году, но его расточительность скоро привела его к разорению. В 1696 году он посвятил королю Вильгельму III Оранскому книгу под названием Eikon Basilike, где негативно отзывался о покойном короле Якове. В 1698 он получил возможность стать членом Баптистской церкви и начал проповедовал в Уоппинге, но в 1701 году в результате финансового скандала он был формально изгнан из церкви. Титус Оутс умер 12 июля 1705 года.

Отрывок, характеризующий Оутс, Титус

– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.