Памятник Утёсову
Поделись знанием:
Координаты: 46°29′04″ с. ш. 30°44′04″ в. д. / 46.4845806° с. ш. 30.73444° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=46.4845806&mlon=30.73444&zoom=12 (O)] (Я)
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
| Памятник | |
Памятник Леониду Утёсову
| |
| |
| Страна | Украина |
| Одесса | Дерибасовская улица, Городской сад |
| Скульптор | А. П. Токарев[1] |
Па́мятник Леони́ду Утёсову — бронзовая скульптурная композиция, установленная в Городском саду Одессы в память об одессите, советском эстрадном артисте Леониде Утёсове.
Содержание
История создания
Бронзовая скульптурная композиция была изготовлена заслуженным художником Украины скульптором А. П. Токаревым, который является автором целого ряда скульптурных композиций малых форм, украшающих улицы и парки Одессы. Композиция была отлита в Киеве и установлена в 2000 году в дни празднования Дня города, который в Одессе отмечается 2 сентября. Утёсов представлен сидящим на одном конце ажурной скамейки, второй конец которой пустует. Благодаря этой задумке, а также тому, что скульптура выполнена чуть больше натуральной величины, это приближает фигуру к зрителю, ставит его на один уровень с Утёсовым. Одесситы и гости города любят фотографироваться с этим памятником, присев на скамейку рядом с Утёсовым[2].
Композиция
Изначально в композицию входил музыкальный автомат, изготовленный в виде старинной телефонной будки, установленной в нескольких метрах от бронзового Утёсова. Внутри будки, рядом с настоящим дисковым телефонным аппаратом, был прикреплён пронумерованный список, включавший наиболее популярные песни, исполнявшиеся Утёсовым. Любой желающий мог набрать номер из этого списка на телефонном аппарате, и из установленных внешних динамиков начинала звучать выбранная по списку песня, слышимая не только внутри телефонной будки, но и на улице[3]. К сожалению, эта деталь композиции вскоре была выведена из строя вандалами, а спустя ещё какое-то время был демонтирован и сам музыкальный автомат, напоминанием о котором остаются металлические элементы крепления на асфальте.
Меня давно привлекали скульптуры без постамента, в человеческий рост, которые воспринимаются органично и естественно. Именно таким я представлял себе памятник Утёсову. Идея скульптуры артиста, сидящего на скамеечке на Дерибасовской, принадлежит Руслану Боделану. Рядом с ним должна была быть будочка, из которой можно было позвонить и прослушать песню Утёсова. Однажды в Одессу приехал тогдашний президент Украины Виктор Ющенко. Но услышать песню Утёсова возле его памятника ему так и не удалось. Не было усилителя звука. Постояв пару минут, президентская процессия двинулась дальше. Композиция монумента была простой. Уже существует много подобных скульптур со скамеечками. Но здесь были сложности в изображении певца. Нужно было уловить его черты, чтобы он был узнаваем. Это должен быть человек в возрасте, сидящий несколько вальяжно. Работать мне пришлось по фотографиям артиста. Мало кто знает, что Утёсова нам пришлось «переобувать». Вместо туфлей со шнурками мне пришлось сделать ботинки. Благодаря этому картинка получилась более обобщенной, цельной.
См. также
Другие памятники скульптора Александра Токарева, установленные в Одессе:
- Памятник Пушкину (Одесса, Пушкинская улица)
- Памятник Сергею Уточкину
- Памятник жене моряка
- Памятник Вере Холодной
- Памятник Гоцману
Напишите отзыв о статье "Памятник Утёсову"
Примечания
- ↑ Пилявский В.А. Здания, сооружения, памятники Одессы и их зодчие. — 2-е изд. — Одесса: Optimum, 2010. — С. 30. — 276 с. — ISBN 978-966-344-377-5.
- ↑ [photo.unian.net/rus/detail/293594.html Памятник Утёсову] (рус.). Фото УНИАН. Проверено 29 октября 2012. [www.webcitation.org/6DFpTRRLH Архивировано из первоисточника 28 декабря 2012].
- ↑ [art.1001chudo.ru/ukraine_2342.html Памятник Леониду Утёсову] (рус.). 1001 чудо света. Проверено 29 октября 2012. [www.webcitation.org/6DFpUW9VB Архивировано из первоисточника 28 декабря 2012].
- ↑ [projects.odessa-life.od.ua/news.php?gallery=22&id=82 Как Утесову обувь меняли…] (рус.). информационный городской портал «Одесская жизнь». Проверено 8 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DFpVI9Ji Архивировано из первоисточника 28 декабря 2012].
Отрывок, характеризующий Памятник Утёсову
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
