Перекладина

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Перекладина или турник — спортивный снаряд. Упражнения на перекладине входят в состав мужских соревнований. Перекладина — стержень из стали, размещённый на вертикальных стойках и закреплённый при помощи стальных растяжек.

Простейшие упражнения на перекладине (подтягивания, подъём переворотом) входят в программу общей физической подготовки. Поэтому перекладину (в том или ином виде) можно увидеть в любом спортзале и на любой спортплощадке.

Описание

Согласно правилам Международной федерации гимнастики (FIG) перекладина должна находиться на высоте 278 см и иметь длину 240 см. Толщина перекладины — 2,8 см.

Перекладина является одним из снарядов в спортивной гимнастике, в современной программе Олимпийских игр проводятся соревнования по упражнениям на перекладине среди мужчин, в которых разыгрывается набор медалей; также соревнования на перекладине входят в расписание командного и абсолютного первенства среди мужчин.

Упражнение на перекладине состоит из вращений вокруг снаряда и перелётов, элементов, когда гимнаст прерывает хват снаряда. В ходе выступления спортсмен должен показать различные виды хватов (хват сверху, снизу и обратный хват) и висов (спереди, сзади, ноги врозь, согнувшись), умение чисто и чётко переходить от одного их вида к другому. Во время вращений спортсмен не имеет права касаться перекладины телом. Вращения могут выполняться как на двух руках, так и на одной. Завершаются упражнения акробатическим соскоком. Для начала упражнения спортсмен пользуется помощью ассистента, подсаживающего его на снаряд.

Судьями оценивается сложность и чистота исполнения элементов, а также качество соскока.

Структурные группы элементов

I. Элементы, выполняемые большим махом в висе

Сюда входят:

• подъёмы махом назад в стойку на руках с поворотами и без;
• большие обороты на двух или одной руке, с поворотами и без, также с прыжком и поворотом на 180,360,540 и даже 720 градусов;

II. Элементы с фазой полёта

Включает в себя различные перелёты — элементы, которые предполагают отпускание рук от грифа, перелёт через плоскость грифа и приход в вис, а также подлёты — элементы с отпусканием рук от грифа выполнением сальто без перехода через плоскость грифа и приход в вис. Также сюда отнесены продевы с перемахом ноги врозь в вис или в стойку на руках (элементы типа «Карбалло» или «Квинтейро»).

Перелёты бывают следующих видов:

• махом назад без сальто (перелёт углом, «Воронин», «Маркелов» и др.);
• махом назад (с большого оборота вперёд) с 1.5 сальто вперёд (типа «Гейлорд»);
• махом назад с контр-сальто назад (ещё не исполнены);
• махом вперёд контр-движением назад без сальто (типа «Ткачёв», «Люкин» и т. д.);
• махом вперёд 1,5 сальто назад (типа «Ковач», «Гейлорд 2» и т. д.);
• махом вперёд контр-сальто вперёд (ещё не исполнены);

Подлёты бывают следующих типов:

• махом назад сальто вперёд (типа «Егер», «Погорелов» и т. д.);
• махом назад контр-сальто назад (малоизучены);
• махом вперёд сальто назад с поворотами (типа «Делчев», «Гингер» и др.);
• махом вперёд контр-сальто вперёд (типа «Маринич»);

Между двумя типами лётовых движений на перекладине (разновысоких брусьях) имеется разница, хотя движения похожи. В основном «путаются» друг с другом такие перелёты, как Маркелов и Воронин, а также подлёты или сальто в вис — Делчев и Гингер

III. Элементы, близкие к перекладине

Включают в себя:

• многочисленные подъёмы разгибом, двумя, назад, дугой и т. д.;
• обороты назад в стойку на руках;
• большие обороты с перемахами вида «Штальдер» и «Эндо»;
• большие обороты вперёд со спадом вперёд и подъёмом разгибом в стойку на руках («Вейлер»);

IV. Элементы в обратном хвате и в висах сзади

В основном сюда входят особые элементы вида:

• элементов в висе сзади хватом сверху и снизу — подъёмы махом вперёд, русские обороты и т. д.;
• элементы с «продевом» ног и движением в стойку на руках (выкрутом, прыжком или поворотом) типа «Адлер»;
• элементы в обратном хвате вида итальянских оборотов;

V. Соскоки

Соскоки может поделить на следующие виды:

• махом вперёд сальто/кратные сальто(двойные, тройные) назад с поворотами и без;
• махом назад сальто/кратные сальто(двойные, тройные) назад с поворотами и без;
• махом назад сальто/кратные сальто(двойные, тройные) с поворотами и без;
• махом вперёд сальто/кратные сальто(двойные, тройные) вперёд с поворотами и без;
• лёты с поворотами и без, также с добавлением контр-сальто назад;
• соскоки 1,5 и более сальто назад через перекладину и 1,5 и более сальто вперёд через перекладину.

Развитие комбинаций гимнастов на перекладине

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

1940-е-50-е годы

Комбинации гимнастов на перекладине в эти годы включали в себя небольшое количество элементов. Комбинация включала в себя оригинальный подъём, различные варианты оборотов, элемент с фазой полёта и соскок.

В качестве подъёма можно было увидеть различные элементы:

• подъём двумя руками с перемахом ноги врозь в вис;
• так называемый «финский подъём» или мах дугой назад с поворотом на 180 градусов с последующим подъёмом махом назад;
• подъём махом назад с перемахом ноги врозь и поворотом на 180 градусов с приходом в угол вне. Так же можно было увидеть подъёи махом назад с перемахом ноги вместе через боковую плоскость (по примеру кругов на коне) в упор сзади;
• подъём махом вперёд с перемахом через боковую плоскость в вис или с поворотом на 180 в упор;

Большие обороты усложнялись массой поворотов вокруг руки как на 180, так и на 360 градусов. Нередко использовался скрещенный хват (гимнаст брался за гриф руками накрест). В эти годы многие гимнасты прекрасно владели такими сложнейшими движениями, как большие обороты назад в висе сзади, редко наблюдаемые в 2000-е годы. Также обороты усложнялись простейшим перемахом — оборот названный именем Штальдера.

Элементы с фазой полёта были представлены скромным набором простейших подлётов и перелётов. Наиболее популярными были махом назад подлёт с поворотом на 360 градусов в вис и перелёт углом (предножка).

Соскоки были достаточно разнообразны, но не очень сложны. Они включали в себя соскоки лётом, срывом из оборота назад не касаясь, а также сальто. В начале 1950-х соскок сальто назад прогнувшись был очень распространён. Но в конце 1950-х уже сальто было усложнено поворотами на 360 и более, а также исполняются двойные сальто назад.

1960-е годы

Комбинация на перекладине все более насыщается поворотами на 360 градусов в обратный хват и из обратного хвата. Помимо оборотов Штальдера, чаще начинают встречаться обороты вперёд с перемахом — Эндо. По прежнему, используются обороты назад в висе сзади. Также, практически в каждой комбинации встречаются обороты типа «Адлер» — большой оборот вперёд с продевом и выкрутом плеч в обратный хват. А в конце 1960-х в оборот Адлера добавляется и поворот на 360 градусов, правда выбив выше уровня грифа как правило не превышал 45 градусов.

Элементы с фазой полёта всё более насыщаются перелётыми с активным броском. Простейший перелёт углом, с перемахом через боковую плоскость, был малоэффективным, так как после него было невозможно выполнить большой оборот назад, из гашения всего импульса.

Советский гимнаст Михаил Воронин усовершенствует перелёт углом, выполняя поворот иным способом. Теперь поворот выполняется не в противотемп движению, а по темпу. Что позволяет сохранить импульс вращения.. Перелёт «Воронина» впоследствии ещё модифицируется. Гимнасты выполняют перелёт всё ближе к прямому телу, усовершенствуется и принцип выполнения поворота — появляется перелёт Маркелова ноги врозь.

Соскок в большинстве случаев представлял собой лёт с поворотом на 360 градусов или двойное сальто назад.

1970-е годы

В плане оборотов, упражнения гимнастов не сильно меняются. Правда, Адлеры как с поворотами, так и без, постепенно вытесняют оригинальные элементы в висе сзади. Вообще, комбинации в плане разнообразия структурных форм элементов, становятся менее разнообразными, зато более сложными.

А вот в сфере элементов с фазой полёта и соскоков происходит буквально качественный эволюционный скачок вперёд! Появляются сальто махом назад в вис как ноги врозь, так и согнувшись (сальто Егера). В 1977 году исполняется сальто Делчева — махом вперёд подлёт с поворотом на 180 и сальто вперёд ноги врозь в вис, а в 1978 году Эберхард Гингер исполняет более популярную версию этого движения — полпируэта назад согнувшись в вис.

В 1977 году исполняется элемент, открывший целую новую эпоху перелётов. Александр Ткачёв выполняет контр-перелёт ноги врозь назад на махе вперёд с приходом в вис.

1970-е годы подарили гимнастическому миру и совершенно новые типы перелётов. На чемпионате мира 1979 года венгерский гимнаст Петер Ковач впервые в истории выполняет уникальный перелет сальто в полтора оборота назад в группировке через гриф, но не в соскок, а в вис. Данный перелёт станет важнейшим элементом последующих поколений гимнастов и неким уровнем, определяющим мастерство гимнаста. Следует заметить, что в 80-е годы этот перелёт практически никем не исполнялся, а стал популярным лишь в начале 90-х.

Чуть позже американский гимнаст Митч Гейлорд выполняет аналогичный перелёт, но уже на основе сальто вперёд. На Олимпиаде 1980 года этот сложнейший элемент стал изюминкой его комбинации. Гейлорд является автором двух элементов. Первый элемент «Гейлорд I» — это из виса махом назад полуторное сальто вперёд через гриф в вис. Второй перелёт «Гейлорд II» — это очень оригинальный элемент. По сути является сальто Гингера, выполненного сильно выше грифа, но гимнаст берётся за гриф хватом снизу, перелетая через него. Получается сальто Гингера, но только через гриф. Чуть позже (в 80-х годах) был выполнен подобный перелёт «Пинеда» — с добавлением поворота на 180 градусов (то есть в сумме выполняется сальто назад с поворотом на 360 через боковую плоскость). Заметим, что сальто Гейлорда стали популярными не в 80-е годы (когда они были впервые выполнены), а к Олимпиаде 1992 года, как и перелёты Ковача.

Соскоки усложняются на несколько ступеней. От двойного сальто назад в группировке, гимнасты в массах переходят к соскоку двойным сальто назад с поворотом на 360 (впервые выполнен японским гимнастом Мицуо Цукахара). Чуть позже начинаются попытки выполнения важнейшего в плане развития движения, соскока двойным сальто назад прогнувшись (первый исполнитель Валерий Ложкин - «Кубок Тюнити», Япония, 1974 год). И наконец, в самом конце 1970-х годов, советский гимнаст Николай Андрианов выполняет супер-сложный соскок тройным сальто назад в группировке (на чемпионате СССР впервые выполнен Геннадием Крысиным).

1980-е годы

По степени эволюции комбинаций 80-е безусловно можно считать апогеем развития. Комбинации настолько сильно и быстро прогрессируют, что можно только поражаться. Прогресс касается всех структурных групп элементов.

• Обороты.

В 1980-е годы в массах гимнасты начинают исполнять различные большие обороты на одной руке. Таких оборотов исполняется несколько подряд, в том числе с различной степенью поворотов (как на 180, так и на 360). Данные движения достигают максимума развития после исполнения оригинального оборота Зоу Ли Мин — большой оборот вперёд на одной руке с поворотом на 360 в одну и сразу в другую сторону. Элементы Адлера исполняются исключительно в стойку на руках. Причём с разнообразными усложнениями — скажем, повороты выполняются в вис на одной руке и т. д. Большие обороты назад в висе сзади, хоть стали и редкостью, но зато также усложняются. Вход в обороты осуществляются махом вперёд продевом ног в упор сзади не касаясь. Из оборотов выход осуществляются уже не простым «выдевом» в вис, а сложным «выдевом» ног в стойку на руках.

• Элементы с фазой полёта.

Уже в начале 1980-х (на чемпионате мира 1983 года) ряд гимнастов исполняют перелёты Ткачёва и сальто Гингера в связках (по 3-4 элемента подряд). В 1987 году эти связки исполняются уже с усложнёнными вариантами этих элементов — как с виса на одной руке, так и в вис на одной руке. К примеру, исполняется связка: перелёт Ткачёва с одной руки — перелёт Ткачёва — сальто Гингера.

Помимо перелётах в связках, значительно усложняются и сами эти движения. В 1983 году на чемпионате мира советский гимнаст Александр Погорелов исполняет рекордные технические элементы! Первый из них — это махом назад пируэт прямым телом в вис (сальто Погорелова). Второй элемент — это махом вперёд 1,5 пируэта назад прямым телом в вис. Чуть позже этот элемент будет выполнен с оборота на одной руке румынским гимнастом Никусором Паску.

В 1987 году Валерий Люкин демонстрирует высшую степень развития перелёта Ткачёва — прямым телом. А чуть позже исполняет его и с поворотом на 360 градусов.

Перелёт Маркелова уже исполняется прямым телом ноги вместе (правда, данный элемент уже становится неотличим от перелёта Воронина прямым телом) — перелёт Ямаваки. А чуть позже появляется и его усложнённая версия с поворотом на 360 градусов (Вальстром).

Советский гимнаст Виталий Маринич также стал автором уникального элемента (правда, в западной документации этот элемент носит имя Сяо Жуйчжи) — махом вперёд контр-сальто вперёд в вис. По существу, это новая уникальная модификация контр-движения, на котором основан перелёт Ткачёва. Сальто Маринича демонстрирует безграничную возможность выполнения разнообразных форм вращения и создаёт предпосылки на будущее для выполнения высшей формы этого движения — перелёта Ткачёва с добавлением контр-сальто вперёд.

• Соскоки

Также следует отметить прогресс в области выполнения соскоков. Если в 1970-е годы, в основном, это были двойные сальто назад в группировке с пируэтом и лишь за редким исключением — тройное сальто. То в 1980-е годы тройное сальто становится стандартным соскоком всех гимнастов высшего уровня. А на чемпионате мира 1987 года немецкий гимнаст Майк Белле даже исполняет тройное сальто назад с поворотом на 360 градусов в соскок. Выполняется соскок тройным сальто вперёд, двойным сальто назад прогнувшись с одним, и даже двумя пируэтами! Также ряд исполнителей выполняют и соскоки через гриф. Например, американец Хейден стал известен, благодаря сложнейшему соскоку — 1,5 сальто назад прогнувшись через гриф с поворотом на 360. Или, скажем, соскок 1,5 сальто вперёд в группировке с поворотом на 540 градусов.

1990-е годы

В 1990-х годах комбинации на перекладине не сильно меняются. И прогресс уже не такой яркий, как в предыдущем десятилетии. Олимпийские игры 1992-го года и финал на перекладине показывают тенденции развития комбинаций на данном снаряде. Часть гимнастов по-прежнему строит свои комбинации на основе перелётов, выполненных с одной руки (Виталий Щербо). Эта тенденция сохранится до 1996 года включительно. Потом постепенно такие перелёты полностью «вымрут» из арсенала гимнастов. Другая часть гимнастов вовсю занимается освоением нового типа перелётов «Ковач» в самых разных их вариантах. Чемпион Олимпиады 1992 года на перекладине — Димас Трент - как раз включил в свою программу эффектную, но очень рискованную новинку. Третья часть гимнастов выполняет различные варианты перелётов Гейлорда I — согнувшись, ноги врозь, в группировке. Но позднее эти перелёты станут практически раритетными. Останется крайне мало исполнителей, включающих в свои программы эти перелёты. К Олимпийским играм 1996-го года перелёт Ковач освоен уже большим количеством гимнастов. Некоторые из них значительно усложнили его, а также добились высочайшего уровня исполнения. Отметим российского гимнаста Алексея Немова, который включил в свою программу целых три перелёта Ковача (в группировке, согнувшись, прогнувшись), а также выполнил связку Ковач согнувшись + Гингер. Иван Иванков выполняет на чемпионате мира связку из двух Ковачей подряд. А чуть позже исполняет уникальный перелёт — Ковач с поворотом на 360 градусов (впервые выполнен Кольманом). Данная связка повторена гимнастом из Казахстана Федорченко и японцем Хатакедой.

В оборотовых вращениях ставится эксперимент — гимнастов директивно заставляют включать в программу «аномальные обороты». То есть большие обороты вперёд (также с перемахами или поворотами) хватом сверху. Но после Олимпиады 1996-го года от них отказываются из за спорности пользы таких движений. В остальном ничего нового в плане оборотов не появляется.

2000—2010 годы

В период с 2000-го по 2010-й год произошли просто революционные изменения в Правилах проведения соревнований, что, конечно же, отразилось на комбинациях спортсменов. Если в предыдущее десятилетие гимнасты в основном использовали отдельные сложные элементы для увеличения сложности комбинации, то с 2000-го года начали действовать новые правила, которые позволяют гимнастам набрать сложность за счёт соединения элементов группы D и выше. Это привело к тому, что гимнасты начали выполнять подряд как можно больше разных элементов. Комбинации гимнастов высшего уровня достигали сложности в 10 баллов, но реальная их сложность сильно различалась. Например, наиболее распространёнными в комбинациях были соединения оборотов в обратный хват: Рыбалко в обратный хват + большой оборот вперёд в обратном хвате и из обратного хвата подхват в хват снизу и поворот на 360 в обратный хват — большой оборот вперёд с подхватом и поворотом на 360 в смешанный хват и т. д. И таких вертушек, которые не сильно отличаются друг от друга, да и не требуют разносторонних навыков, было великое множество. Комбинации выглядели однообразно и незрелищно, так как включали в себя помимо оборотов лишь один (не самый сложный) перелёт. Можно сказать, что период с 2000-го по 2005-й год в массах гимнастов лётовые элементы не только не эволюционировали, но даже деградировали. Но небольшая группа гимнастов тем не менее выполняла совершенно иные комбинации. Наглядный пример такой программы продемонстрировал российский гимнаст Алексей Немов. Он выполнил связку из 4 элементов с фазой полёта, и впридачу ещё два отдельных перелёта Ковача. Подобная комбинация сильно отличалась в зрелищности и реальной сложности, но оценивалась точно так же, как комбинации первого типа. Ещё более прогрессивные комбинации продемонстрировали итальянец Игорь Кассина, а также белорус Иван Иванков и украинец Валерий Гончаров. Кассина стал автором уникального по сложности (для этого элемента даже не существовало ещё новой группы сложности G, которая появится лишь позднее) перелёта — Ковач прямым телом с поворотом на 360. Плюс к этому сложнейшему перелёту в свою комбинацию он включил Ковач прямым телом и перелёт Кольмана. Гончаров и Иванков исполняют рекордные связки из перелётов — Ковач в группировке + Ковач в группировке с поворотом на 360 (Кольман).

Такая существенная разница в реальной сложности комбинаций и скандал с оценкой этих программ на Олимпийских играх 2004-го года заставили руководство FIG ещё раз изменить правила. В этот раз (в 2006-м году) произошли не просто изменения, а целая революция в системе оценки программ. Помимо оценки за технику, была введена оценка за сложность, которая учитывала каждый элемент отдельно, а также связки между отдельными сложными элементами. Гимнаст теоретически сможет набирать базу условно бесконечно, путём усложнения элементов в программе.

Что же произошло с комбинациями гимнастов? Если до 2006-го года комбинация гимнаста состояла из 3-5 сложных элементов и остальные элементы были лишь нужны для набора специальных требований, то с 2006-го года комбинации представляют собой 10 сложнейших элементов.

Если комбинация Немова совсем недавно была вершиной сложности, то уже на чемпионате мира 2009-го года выполняются такие программы, которые превосходят её по сложности как минимум в два раза. Усложнились обороты. Теперь выполняются сложнейшие продевы Адлеры с поворотами и прыжками в связке с перелётами, что раньше можно было встретить лишь у единиц исполнителей. В массах подобные движения освоены всеми гимнастами мира. Штальдеры выполняются только с прыжком, да ещё и поворотом на 360 или 540 градусов и как правило в обратный хват двумя руками. Элементы с фазой полёта опять таки в массах стали выполняться групп Е и выше. Перелёты Кассины, Ткачёва прямым телом с поворотом на 360, сальто Погорелова и т. д. всё чаще встречались в программах спортсменов. Исчезли связки из 3-4 простых перелётов, как в комбинации Алексея Немова. На замену им пришли связки, которые первыми выполняли Гончаров и Иванков — связки перелётов Ковача. Одним из лучшим исполнителем их стал гимнаст из Нидерландов Эпке Зондерланд. Соскоки остались на том же уровне (двойное сальто назад прогнувшись с поворотом на 720 или тройное сальто назад в группировке). Видимо, усложнение соскоков — дело будущих лет.

Если подвести итог эволюции комбинаций гимнастов то можно выделить несколько аспектов в данном вопросе:

— комбинации гимнастов до 2006 года были похожа на цирковые номера. То есть комбинация содержала 3-5 сложных элементов, а остальные только для «добора» до 10 баллов в базовой оценке. С 2006-го года комбинации стали напоминать «марафон» из 10 элементов со сложностью «выше среднего»;

— от связок оборот+оборот гимнасты перешли к сложным связкам типа оборот+перелёт и перелёт+перелёт. Простые связки из перелётов групп «С» исчезли, на смену им пришли связки из перелётов группы «D» и выше;

— сложность комбинаций возросла в массах гимнастов. Если раньше отдельные сложнейшие связки элементов и отдельные перелёты делали 1-2 гимнаста в мире, то с 2006-го года эти связки выполняют огромное множество спортсменов;

— но помимо прогрессивных изменений произошли и нежелательные. Например, из арсенала гимнастов практически полностью исчезли целые структурные группы элементов. Элементы в висе сзади; соскоки лётом, дугой, срывом, контрсальто назад на махе назад, сальто через гриф и т. д.; контрсальто вперёд в вис; обороты на одной руке и т. д. Современная гимнастика ставит высокие требования к сложности элементов, но в определённой степени из-за этого страдает разнообразие движений.

2010 — н.в.

После Олимпиады 2008 года в Пекине начался колоссальный рывок в трудности комбинаций. И, если надбавка за сложность олимпийского чемпиона 2008 Кай Цзоу (7.2) тогда казалась чем-то нереальным, то уже через 4 года, на Олимпийских Играх в Лондоне обладатели подобной надбавки уже не боролись за медали. Сложность олимпийского чемпиона 2012 Эпке Зондерланда и бронзового призёра Кай Цзоу составила 7.9 баллов. Зондерланд также показал самую трудную на сегодняшний день лётную связку, состоящую из трёх перелётов Ковача: Ковач прямым телом с винтом — Ковач — Ковач с винтом (Кольман).

С 2012 произошли очередные изменения в правилах. Они стали очевидны после финала на перекладине Олимпийских Играх. Гимнаст из Нидерландов набрал рекордную сложность в 7.9 балла, используя сложнейшую связку из трёх слитных перелётов Ковача, что до него никто даже и не пробовал делать. Но в то же время китайский гимнаст Кай Цзоу демонстрирует ту же сложность, но с использованием связок типа «оборот+перелёт».

Очевидно, что связки перелётов более сложны и должны выше поощряться, чем соединения оборотов с лётовыми элементами. Так и было сделано. Теперь связка перелётов стоит +0.2, а связка оборотов с перелётом только +0.1. А также вернулись прибавки за связки несложных, но эффектных элементов групп «С».

В результате этих изменений, к 2014 году гимнасты поменяли свои комбинации. Если Эпке Зондерланд не сильно потерял в своей сложности и с базовой оценкой в 7.7 балла являлся очевидным лидером, то его соперникам пришлось сильно думать над изменением своих программ. К примеру, сложность 7.9 Кай Цзоу превратилась в 7.5.

Гимнасты начали включать в свои комбинации одинарные супер-сложные элементы, чтобы скомпенсировать менее поощряемые простые связки. Так мы видим, что каждый гимнаст топ-уровня владеет Ковачем прямым телом с пируэтом, а немецкий гимнаст Андреас Бретшнайдер на соревнованиях Бундеслиги 2014 года даже демонстрирует новинку — Ковач с двойным пируэтом, который получил группу сложности «Н».

Вторым путём изменения комбинаций спортсменов стал путь выполнения связок перелётов групп сложности D и выше. Всё чаще встречаются связки типа «Адлер с поворотом на 180 + Ткачёв прогнувшись + Ткачёв с поворотом на 180», а японский гимнаст Кохеи Учимура практически достиг уровня сложности Зондерланда и на чемпионате продемонстрировал связку «Кассина» + «Кольман», что принесло ему серебряную медаль.

Многие гимнасты не сидят на месте и работают над своими комбинациями и стараются также выучить связки перелётов Ковача, или же усложниться за счёт уникальных ультра-си перелётов и подлётов. Например, можно видеть оригинальный Гингер с поворотом на 360 с последующим дополнительным поворотом на 180 градусов (в сумме получается сальто назад с поворотом на 720 в вис) или даже Гингер с двойным пируэтом (сальто назад с 2.5 пируэтами назад в вис).

Олимпийские чемпионы в упражнении на перекладине

• 1952 — Джек Гюнтхард, Швейцария
• 1956 — Такаси Оно, Япония
• 1960 — Такаси Оно, Япония
• 1964 — Борис Шахлин, СССР
• 1968 — Михаил Воронин, СССР и А. Накаяма, Япония
• 1972 — М. Цукахара, Япония
• 1976 — М. Цукахара, Япония
• 1980 — С. Делчев, Болгария
• 1984 — Синдзи Морисуэ, Япония
• 1988 — Владимир Артёмов, СССР и В. Люкин, СССР
• 1992 — Т. Димас, США
• 1996 — Андреас Веккер, Германия
• 2000 — Алексей Немов, Россия
• 2004 — Игорь Кассина, Италия
• 2008 — Цзоу Кай, Китай
• 2012 — Эпке Зондерланд, Нидерланды
• 2016 — Фабиан Хамбюхен, Германия

Чемпионы мира в упражнении на перекладине

• 1930 — Иштван Пеле, Венгрия
• 1934 — Эрнст Винтер, Германия
• 1938 — Михаэль Ройш, Швейцария
• 1950 — Пааво Алтонен, Финляндия
• 1954 — Валентин Муратов, СССР
• 1958 — Борис Шахлин, СССР
• 1962 — Такаси Оно, Япония
• 1966 — Акинори Накаяма, Япония
• 1970 — Эйдзо Кэммоцу, Япония
• 1974 — Эберхардт Гингер, ФРГ
• 1978 — Савао Касамацу, Япония
• 1979 — Курт Томас, США
• 1981 — Александр Ткачев, СССР
• 1983 — Дмитрий Билозерчев, СССР
• 1985 — Тун Фэй, КНР
• 1987 — Дмитрий Билозерчев, СССР
• 1989 — Ли Чуньян, КНР
• 1991 — Ли Чуньян, КНР и Р. Бухнер, Германия
• 1993 — Сергей Харьков, Россия
• 1994 — Виталий Щербо, Беларусь
• 1995 — Андреас Веккер, Германия
• 1997 — И. Тансканен, Финляндия
• 1999 — Хесус Карбальо, Испания
• 2001 — Власиос Марас, Греция
• 2002 — Власиос Марас, Греция
• 2003 — Такэхиро Касима, Япония
• 2005 — Альяж Пеган, Словения
• 2006 — Филипп Риццо, Австралия
• 2007 — Фабиан Хамбюхен, Германия
• 2009 — Цзоу Кай, Китай
• 2010 — Жанг Ченлонг, Китай
• 2011 — Цзоу Кай, Китай
• 2013 — Эпке Зондерланд, Нидерланды
• 2014 — Эпке Зондерланд, Нидерланды
• 2015 — Кохеи Учимура, Япония

См. также

• Сальто
• Спортивный снаряд
• Спортивная гимнастика
• Джимбарр

Ссылки

• [www.krugosvet.ru/articles/102/1010208/1010208a1.htm Статья «Спортивная гимнастика» в энциклопедии Кругосвет]
• [www.fig-gymnastics.com/cache/html/4909-116-10001.html Описание снаряда на сайте гимнастической федерации]
• [sportgymn.net.ru/site/perekladina.php Описание элементов на перекладине и методик обучения]
• [www.turnikpedia.ru/ " TurnikpediA.ru "]

Отрывок, характеризующий Перекладина

Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.