Плинфа

<center>Плинфяная кладка керченской церкви (слева) и киевской Св. Софии (справа)

</div> </div> Плинфа (от греч. πλίνθος — «плита») — характерный для древнерусского домонгольского зодчества тонкий обожжённый кирпич, часто квадратной формы, ширина которого примерно равнялась длине. Применялся в строительстве Древнего Рима, Византии и Древней Руси.

Плинфа имела самую различную форму и довольно внушительные размеры: в Древнем Риме — 500×550×450 мм, в Византии и Древней Руси — 300×350×25 мм. Плинфа меньших размеров использовалась как черепица. Изготавливалась в специальных деревянных формах. Плинфа сушилась 10—14 дней, затем её обжигали в печи. На многих плинфах находят клейма, которые считаются клеймами изготовителя. Строили из них с использованием толстого слоя раствора, зачастую равного по толщине самой плинфе, из-за чего стена храма становилась «полосатой». Иногда через несколько рядов плинф укладывали ряд природного камня. Считается, что использование плинфы помогало повысить сейсмоустойчивость зданий.

В Византии стены из плинфы почти никогда не штукатурились. Характерным примером использования плинфы в средневизантийском зодчестве является храм Иоанна Предтечи в Керчи (около IX века).

В Киевской Руси плинфа была основным материалом для возведения конструктивных элементов зданий. Во Владимиро-Суздальской Руси плинфа с середины XII века почти полностью уступила место белому камню, из неё строились только второстепенные постройки. С конца XV века в великом княжестве Московском стал повсеместно применяться формованный кирпич.

Напишите отзыв о статье "Плинфа"

Литература

• Раппопорт П. А. [www.rusarch.ru/rappoport2.htm Строительное производство Древней Руси (X—XIII вв.). Наука, СПб, 1994.]
• [www.zagraevsky.com/dolgoruky1.htm Заграевский С. В. Юрий Долгорукий и древнерусское белокаменное зодчество. М., 2002.]

Отрывок, характеризующий Плинфа

Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.