Плюцинский, Александр Фёдорович
Поделись знанием:
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
| Плюцинский, Александр Фёдорович | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Дата смерти |
17 февраля 1900 (55 лет) |
| Принадлежность |
Российская империя |
| Род войск |
инженерные войска |
| Годы службы |
1862—1900 |
| Звание |
генерал-лейтенант |
Алекса́ндр Фёдорович Плюци́нский (1844—1900) — российский военный деятель. Генерал-лейтенант, профессор Николаевской Инженерной академии, автор книг и статей по фортификации.
Биография
Родился: 6 марта 1844 г. Православный. Из потомственных дворян Полтавской губернии. Сын майора. Образование: обучался в Полоцком кадетском корпусе, закончил Александровский Брестский кадетский корпус (1862)[1], Михайловское артиллерийское училище (1863, в 14-ю артиллерийскую бригаду), Николаевскую инженерную академию (1868, 1-й разряд).
Чины: вступил в службу (27.07.1862), подпоручик (21.06.1863), поручик (25.08.1865), штабс-капитан (29.11.1867), капитан (28.03.1871), подполковник (27.03.1877), полковник (20.04.1880), генерал-майор (30.08.1890).
Прохождение службы: в 14-й артиллерийской бригаде, в Николаевской крепостной артиллерии, командир сапёрного батальона, репетитор в Николаевской инженерной академии и училище (24.05.1868—15.07.1875), помощник делопроизводителя Инженерного комитета (10.01.1870—29.03.1874), преподаватель в Николаевской инженерной академии и училище (15.07.1875—20.10.1882), профессор в Николаевской инженерной академии и училище (20.10.1882—18.06.1885), ординарный профессор в Николаевской инженерной академии и училище (18.06.1885 — после 1.09.1890), комендант Осовецкой крепости (1898—1899), начальник 34-й пехотной дивизии (1899). В 1900 году генерал-лейтенант. Участвовал в русско-турецкой войне 1877—1978 гг.
Умер 17 февраля 1900 г. от воспаления лёгких, простудившись во время смотра войск[1]. Погребён в Екатеринославе на гарнизонном кладбище.
Награды
- Орден Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом (1877),
- Орден Св. Станислава 2-й степени с мечами (1877),
- Орден Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом (1878),
- Орден Св. Анны 2-й степени (1883),
- Орден Св. Владимира 3-й степени (1886)
Сочинения
- Полевое военно-инженерное искусство
- Несколько мыслей по вопросам войскового инженерного дела и его постановки в войсках, СПб., 1879
- Окопы и позиционные работы пехоты, СПб., 1881
- Статьи: «На бруствере или на банкете», «О комендантах крепостей», «Вопросы крепостной войны и подготовки крепостей к обороне», «Можно ли брать крепости штурмом», «Значение подземных мин в современной крепостной войне», «Современное положение вопроса о броневых башнях», «Крепостные манёвры», «О самокатах и применении их к военному делу» и др.
- Дневник (не опубликован, в РГБ, ф. 218, в составе собрания отдела рукописей № 50-51, 41 ед. хр., 1864—1899)
Семья
- Жена — Мария Ивановна Гопфенгаузен (2-марта 1860- ?)
Дети:
- Людмила Александровна Плюцинская, муж — Александр Тихомиров.
- Ольга Александровна Плюцинская (умерла в Москве 1-го марта 1966 года), работала в мультипликационном кино аниматором, художником, декоратором.
Муж - Ян Яковлевич Озолинь (латыш)
- Кирилл Александрович Плюцинский,
- Артём Александрович Плюцинский В 1909 поручик крепостного сапёрного батальона [Общ.сп.офиц. на 1909]. (умер в 1910 году)
- Наталия Александровна Плюцинская, муж — Алексей Васильев.
- Татьяна Александровна Плюцинская, Муж — Анатолий Романов.
- Игорь Александрович Плюцинский. В январе 1917 года, был восприемником (крестным отцом) своей племянницы Наталии Борисовны Плюцинской. При этом он назван «Штаб-ротмистром 20-го Финляндского Драгунского полка». Умер в 1923 году. Дмитрий Александрович Плюцинский. В 1909 поручик крепостн.воен. телеграфа [Общ.сп.офиц. на 1909.]Жена — Елизавета.
- Борис Александрович Плюцинский. Согласно «Энциклопедии Гражданской Войны» под редакцией Волкова — родился 20 апреля 1880 года, офицер с 1900 (1901) года. Офицер лейб-гвардии 2-й Артиллерийской бригады, полковник лейб-гвардии 3-й Артиллерийской бригады. В Добровольческой армии с ноября 1917 года. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. (1-й Кубанский («Ледяной») поход Добровольческой армии 9 (22) февраля — 30 апреля (13 мая) 1918 г.) Во ВСЮР (Вооружённые Силы Юга России); апрель 1919 года — командир батареи на Акманайских позициях, сентябрь-октябрь 1919 года — командир 1-го дивизиона Сводно-Гвардейской Артиллерийской бригады, в Русской Армии. С августа 1920-го командир 2-го отдельного артиллерийского дивизиона до эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 года в составе Гвардейского отряда во Франции. В эмиграции — там же, на декабрь 1924-го года старшина и казначей объединения Гвардейской Артиллерии, секретарь объединения лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады, на ноябрь 1951 года представитель в гвардейском объединении от гвардейской артиллерии и член Ревизионной комиссии Гвардейского объединения, заместитель председателя объединения Гвардейской артиллерии, председатель объединения лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады и заместитель председателя 3-й артиллерийской бригады. Умер в Париже 9 апреля 1953 года. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев де Буа.
Жена — Ирина Антоновна Вуллерт (Woullert) (1895—1968). Православного вероисповедания. Умерла в Париже.
Источники
- Военная энциклопедия, изд. Сытина СГС-1.09.1890
- Генеалогия рода Гопфенгаузенов: www.angelfire.com/ca/korab/
Напишите отзыв о статье "Плюцинский, Александр Фёдорович"
Ссылки
- [slovari.yandex.ru/~книги/Военная%20энциклопедия/Плюцинский,%20Александр%20Федорович/ Биография А. Ф. Плюцинского в Военной энциклопедии]
- [regiment.ru/bio/P/96.htm Биография А. Ф. Плюцинского на сайте «Русская Императорская Армия»]
- [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/101651/Плюцинский Биография А. Ф. Плюцинского на сайте «Большая Биографическая Энциклопедия»]
- 34-я пехотная дивизия
Примечания
- ↑ 1 2 Бригадин П. И., Лукашевич А. М. [elib.bsu.by/handle/123456789/18560 Мятежный корпус: из истории Александровского Брестского кадетского корпуса (1842—1863)]. — Минск: ГИУСТ БГУ, 2007. — 183 с. — 200 экз. — ISBN 978-985-6739-74-6.
Отрывок, характеризующий Плюцинский, Александр Фёдорович
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
