Поезд свободы (Чехословакия)
Содержание
Обстоятельства случая
Экспресс № 63 в Хеб отправился из Праги в 9:55 11 сентября 1951 года. В голове поезда находился паровоз серии 365 номер 011. Поезд следовал через Пльзень и Марианске-Лазне[2]. На станцию Хеб поезд прибыл в 14:12. Из состава поезда там оставили три вагона (остальные остались на станции чтобы затем вернуться в Прагу), к ним прицепили ещё и служебный вагон и во главу поезда поставили тот же паровоз[2]. Этот поезд следовал на станцию Аш (с остановками на станциях Франтишкови-Лазне и Хазлов чеш. Hazlov) как пассажирский поезд № 3717[2]. При остановке на станции Хазлов машинист паровоза Ярослав Конвалинка (чеш. Jaroslav Konvalinka) якобы сознательно (по другим данным он не был посвящён в планы беглецов[3], но это не стыкуется с другими фактами) вызвал экстренное торможение поезда и в связи с необходимым осмотром экипажной части паровоза задержал поезд на 4 минуты, причём в это время он отключил тормозную систему[4]. Обычно пригородный поезд № 3717 отправлялся в Аш с паровозом тендером вперёд, но в этот раз машинист за время переформирования поезда развернул локомотив, и он ехал котловой частью вперёд что позволило затем достигнуть максимальной скорости при пересечении границы Чехословакии и Западной Германии[2].
Один из заговорщиков Карел Трукса (чеш. Karel Truksa) утром того дня ездил в Аш для того, чтобы узнать точно когда должны переводиться стрелки по направлению на границу (видимо для пропуска составов через границу). Воспользовавшись тем, что служебное здание станции на непродолжительное время было оставлено без присмотра, он смог это узнать[2].
В 14:26 на станции Франтишкови-Лазне в поезд подсаживается часть группы заговорщиков, решивших бежать. На станции Хазлов (как уже сказано было выше) машинист отключает тормоза состава (а воздух был выпущен при экстренном торможении). Доктор Ярослав Швец (чеш. Jaroslav Švec), прибывший сюда на автомобиле со станции Аш, информирует машиниста, что всё нормально. Машинист набирает скорость и станцию Аш проскакивает на скорости около 70 км/ч, с тем чтобы исключить возможность остановки и сбить заграждения на границе[2].
В момент пересечения границы в поезде находилось 110 пассажиров, а также железнодорожные служащие[2].
См. также
Напишите отзыв о статье "Поезд свободы (Чехословакия)"
Примечания
- ↑ [zpravy.idnes.cz/domaci.aspx?r=domaci&c=A060315_111304_domaci_ton „Vlak svobody“ převezl za hranice 110 lidí] (чешск.). Mladá fronta DNES iDNES.cz (15 марта 2006). Проверено 14 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CJ7O26XM Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [smirci-krize.cz/fotky-kv-ch-as-vlak-do-selbu.php Rychlík do Selbu, Vlak Svobody, Cheb-Aš-Selb, okres Cheb] (чешск.). Проверено 15 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DWBIh4w1 Архивировано из первоисточника 8 января 2013].
- ↑ [www.eg.ru/daily/adv/1660/ Поезд на свободу] (рус.). Экспресс-газета (28 ноября 2001). Проверено 14 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DWBJD5gJ Архивировано из первоисточника 8 января 2013].
- ↑ [www.ahaonline.cz/clanek/musite-vedet/63779/60-let-od-nejdrzejsiho-uteku-cechoslovaku-za-svobodou-zeleznicari-unesli-vlak-plny-lidi.html 60 let od nejdrzejšího útěku Čechoslováků za svobodou: Železničáři unesli vlak plný lidí!] (чешск.). Aha! Online (18 сентября 2011). Проверено 20 апреля 2015.
|
Это заготовка статьи о железнодорожном транспорте. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Поезд свободы (Чехословакия)
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
