Поленица (мифология)

Полени́ца, поляни́ца, паленица, паляница удалая — дева-воительница в русских былинах, женщина-богатырь (богатырша, богатырка).

Характеристика

В былинах это женщины-воительницы, в своих боевых навыках не уступающие мужчинам-богатырям. Чтобы завоевать их руку, будущий муж должен осилить их в поединке, что удаётся с трудом (Настасья Королевична выбивает даже глаз Дунаю стрелой). Их занятие — полякование: они ездят в чистом поле и бьются с богатырями. Из-за силы их могут принять за мужчин (Василиса Микулишна в былине «Ставр Годинович», Настасья Микулишна в былине «Женитьба Добрыни»).

Догнал Добрыня поляницу, богатыршу удалую,
Ударил поляницу булатной палицей,
Да ударил её в буйну голову.
Поляница тут назад приоглянется,
Говорит поляница таковы слова:
— Я думала, меня комарики покусывают,
А это русский богатырь пощёлкивает.

Так, Добрыня, видя огромного богатыря, вступает с ней в поединок, но терпит позорное поражение. Настасья Микулишна «ухватила Добрыню за жёлты кудри, сдёрнула Добрынюшку со седла долой», не глядя суёт Добрыню себе в карман, и потом задумывается, кого, собственно, в карман сунула. Решает: если богатырь понравится — я за него замуж пойду, если не понравится — голову срублю. Достаёт Добрыню, и тот ей нравится, она выходит за него замуж.

В описаниях пиров князя Владимира, часто некие пирующие поленицы упоминаются в запевах вместе с пирующей дружиной.

Корни

Б. А. Рыбаков связывал обилие женских воинственных персонажей в сказках и несколько былинных сюжетов, в которых действует поленица, с дотатарским степным миром скифо-сарматского происхождения. Это может быть отражение контактов киевских воинов с аланскими или болгарскими степняками.

Д. М. Балашов считает, что что поленицы напоминают конных степных сарматских воительниц: они обычно умелые наездницы и искусные лучницы. «С этой точки зрения, былины отражают победы славян над сарматами: Дунай и Добрыня побеждают полениц в богатырском поединке и обретают над ними власть мужа над женой. В пользу степного происхождния образа поленицы говорит тот факт, что, согласно былине, из крови убитой Дунаем Настасьи берёт своё начало Непра-река (то есть Днепр — река, бывшая пограничной со степью). Кроме того, известно, что у сарматов были весьма сильны пережитки матриархата, поэтому нет ничего удивительного в том, что память об этом народе сохранилась в эпосе в образе женщин-воительниц». В сюжетах свадеб полениц с богатырями, по его мнению, «допустимо видеть столкновение славян с сарматами, перекрёстные браки с которыми отмечал ещё Тацит». Балашов пишет: «Это — степные наездницы и вместе с тем, после сражения с героем, — жёны богатырей. Допустить их корневое славянское происхождение едва ли возможно, этому противоречит факт упорной, постоянной борьбы с ними русских героев, хотя нарицательное имя этих наездниц — „поляницы“ — славянское. По-видимому, надо признать женщин-поляниц сарматскими конными воительницами, а наличие славянского названия их означает, что представления о поляницах утвердились в эпическом творчестве до появления в русском языке тюркского слова „богатырь“, название женщин-воительниц не изменилось, ибо из живого бытия они уже исчезли».

Современный исследователь пишет о родстве полениц с образами женщин-воительниц в тюркском эпосе: «В эпических произведениях встречается множество образов отважных наездниц, владеющих мечом и искусством охоты. Таковы героини киргизского дестана „Джангъыл Мирза“, уйгурского — „Нёзюгюм“, башкирского дестана „Зая Тюлек“, киргизского эпоса „Манас“, алтайского и хакасского дестана „Алтын Арыгъ“, а также азербайджанского эпического сказания о Кёр-оглы. Полагаем, что „богатырши-паляницы“ попали в славянский фольклор в результате контакта с тюркскими народами. Тюркские воительницы, в частности, есть в татарском войске в былине „Илья-Муромец и Калин-царь“». Поединок жениха с невестой, отмечает исследователь, у тюркских народов в эпоху средневековья был частью свадебного обряда и не предполагал фатального исхода.

Список

• Дочери богатыря Микулы Селяниновича:
  • Василиса Микулишна — жена Ставра Годиновича. Когда муж хвастается на пиру у князя Владимира, она переодевается в мужскую одежду и спасает его.
  • Настасья Микулишна — жена Добрыни Никитича. Выходит за него замуж после поединка; также после его длительного отсутствия, когда князь Владимир заставляет её выйти замуж за Алешу Поповича, узнаёт переодетого мужа.
• Настасья Королевична, Непра — дочь короля Данила Манойловича, жена Дуная Ивановича. Выходит за него замуж после поединка; затем погибает от его руки во время соревнования по стрельбе, Дунай кончает с собой.
• Женщины Ильи Муромца:
  • Златыгорка, Лата-горка — мать богатыря Сокольника от Ильи Муромца, который вступает с отцом в поединок.
  • Безымянная поленица, дочь Ильи Муромца, которая хочет его убить за бесчестие своей матери, и гибнет от его руки («Илья Муромец и дочь его»; вариант былины на тот же сюжет про сына).
  • Савишна — жена Ильи Муромца, переодевшись в его богатырское платье, спасает Киев от Тугарина (в варианте былины «Про Илью Муромца и Тугарина»).
• Марья Моревна — степная королева-воительница.
• Безымянная поленица из былины «Три поездки Ильи Муромца», желавшая его заманить.
• В сказке Афанасьева (№ 173) есть «девица, у которой с рук и с ног вода течёт: кто этой воды изопьёт, на тридцать лет моложе станет. (Вариант — хозяйка молодильных яблок) Выезжает со своим войском в зелёные луга тешиться — всё войско из одних девиц набрано».
• Девка-Турка, хозяйка зверей и предводительница женского войска, связанная с градом Китежем и озером Светлояром

Упоминаются также обладательницы колдовского дара (воинские достоинства в них не подчёркиваются):

• Марина Игнатьевна — обладает магическими способностями, колдунья из былины «Добрыня и Марина»
• Марья Лебедь Белая, Авдотья Лиховидовна — обладает магическими способностями (оборотень), жена Михайло Потыка, злодейка.

Cм. также

• Дева-воительница
• Амазонки

Отрывок, характеризующий Поленица (мифология)

Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?