Пшемыское размышление
Пшемыское размышление[1] (польск. Rozmyślanie przemyskie, точнее Rozmyślanie o żywocie Pana Jezusa «Размышление о житии Господа Иисуса») — польское средневековое апокрифическое произведение, датированное серединой XV века[2], описывающее жизнь Иисуса, Марии и Иосифа. До нас дошла только списанная ок. 1500 года анонимная копия оригинальных «Пшемыских размышлений». Насчитывает 426 листов (852 страницы), не хватает начала, конца и нескольких листов из середины. Сложно точно определить, сколько глав пропало[3]. Название текста происходит от грекокатолического капитула в Пшемысле, где хранилась копия рукописи, относящаяся к началу XVI в.[4]
Содержание произведения
Произведение делится на три книги, каждая из которых делится на главы, названные чтениями. Сохранившиеся книги не одинаковы по объёму — первая содержит 33 чтения, вторая — 111, а третья — 405 чтений. Произведение содержит много чудесных событий, в нём появляются многочисленные сверхъестественные создания (ангелы, Сатана и др.), пророческие сны и предзнаменования. В одном из прологов анонимный автор оговаривает, что хотя многих из описанных им событий нельзя найти в Библии, они, так же, как и она, были на самом деле[5].
- Первая книга рассказывает о жизни Марии от предсказания её рождения и её непорочного зачатия, детства и воспитания в святилище до брака с Иосифом. Согласно Размышлению, этот брак был результатом божьего промысла – Мария, будучи девушкой, решила дать обет безбрачия с единственным исключением – её мужем мог стать только юноша, который бы вошёл в святилище с розгой, а эта розга бы расцвела и на неё сел голубь. Чудо исполнилось, когда в святилище вошёл Иосиф, который стал мужем Марии. Однако супруги обещали хранить целомудрие в браке.
- Вторая книга рассказывает о предсказании рождения, рождении и детстве Иисуса, а также о чудесах, которые он творил в это время (оживил глиняных птичек, которых должны были разбить, восстановил разбитый кувшин, воскресил погибшего во время игры ребёнка, повесил сосуд с водой на солнечном луче).
- Третья книга описывает общественную деятельность Иисуса, его учение и чудеса, в основном, согласно тому, как они были представлены в четырёх Евангелиях. Сохранившаяся часть «Размышления» заканчивается после ареста Иисуса и его беседы с Понтием Пилатом.
Источники произведения
Размышление не является оригинальным произведением – оно было скомпилировано и переведено из разных латинских источников. Содержание первой книги было позаимствовано из поэмы XIII века Гуго фон Тримберга Vita beate Virginis rhytmica. Общественная деятельность Иисуса была описана на основе Евангелий. Анонимный автор пользовался также Passio Christi... Жака де Витри, Historia de nativitate Mariae, сочинениями святого Августина, Бернарда Клервоского, Григория I, Беды Достопочтенного и других[6].
Напишите отзыв о статье "Пшемыское размышление"
Примечания
- ↑ Ананьева Н. Е. История и диалектология польского языка. — УРСС. — М., 2004. — С. 40.
- ↑ Witczak T. Literatura Średniowiecza. — Warszawa: Wydaw. Naukowe PWN, 1999. — С. 120. — ISBN 83-01-13015-6.
- ↑ Michałowska T. Średniowiecze. — Warszawa: Wydaw. Naukowe PWN, 2002. — С. 598. — ISBN 83-01-13842-4.
- ↑ Ziomek J. Renesans. — Warszawa: Wydaw. Naukowe PWN, 1999. — С. 133. — ISBN 83-01-11766-4.
- ↑ Michałowska T. Średniowiecze. — Warszawa: Wydaw. Naukowe PWN, 2002. — С. 605. — ISBN 83-01-13842-4.
- ↑ Michałowska T. Średniowiecze. — Warszawa: Wydaw. Naukowe PWN, 2002. — С. 600. — ISBN 83-01-13842-4.
Отрывок, характеризующий Пшемыское размышление
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
