Ревельон, Жан-Батист

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Жан-Батист Ревельон
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Жан-Бати́ст Ревельо́н (фр. Jean-Baptiste Réveillon; 11 октября 1725, Париж — 18 сентября 1811, Париж) — французский мануфактурщик, владелец Королевской шпалерной (обойной) мануфактуры «Folie Titon» в парижском предместье Сент-Антуан. Невольно спровоцировал бунт в Париже 26-28 апреля 1789 года, известный в историографии как Дело Ревельона, — предтечу Великой французской революции.[1]

Во время революции эмигрировал в Англию. После революции его фабрику снимали внаём «Jacquemart & Bénard», продолжавшие производство обоев до 1840 года.

Умер в Париже, похоронен на кладбище Пер-Лашез, участок 9.

Напишите отзыв о статье "Ревельон, Жан-Батист"



Примечания

  1. Шлоссер, Ф. К. [books.google.fr/books?id=zi3TAAAAMAAJ& История восемнадцатого столетия и девятнадцатого до падения Французской империи» в 8 томах]. — 2-е изд. — СПБ: Изд. книжного магазина Черкесова, 1868. — Т. 5. — С. 17. — 517 с.

Ссылки

  • [impereur.blogspot.fr/2013/03/jean-baptiste-rveillon-1725-1811.html Ревельон Жан-Батист (1725—1811)] // Сайт «Наполеон и революция»
  • [archive.org/details/4Z2264INV2356FA Пояснительная записка Ж.-Б. Ревельона], в которой он гордится результатами своей трудовой деятельности и выражает непонимание, почему его имя вдруг стало проклятием в Париже, и почему разграбили и сожгли его дом из-за ложно приписываемого ему заявления (1789)  (фр.)

Отрывок, характеризующий Ревельон, Жан-Батист



В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».