Савмак

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Савма́к (греч. Σαύμακος) — представитель скифской знати, организатор и руководитель государственного переворота в Боспорском государстве в 108—107 г. до н. э.





Восстание

Претендуя на боспорский престол, поддержанный местными скифами, Савмак собственноручно убил царя Перисада V, последнего представителя династии Спартокидов и захватил власть. После поражения от понтийского полководца Диофанта, был отправлен в Понтийское царство по поручению Митридата VI Евпатора. Вследствие этого Боспорское царство было подчинено власти понтийского царя.

Источник

Известен в первую очередь по декрету херсонеситов в честь Диофанта[1]. Посвященный Савмаку и связанным с переворотом на Боспоре событиям отрывок сообщает следующее:«…когда же скифы с Савмаком во главе подняли восстание и убили выкормившего их (то есть скифов) боспорского царя Перисада, а против Диофанта составили заговор, он, избежав опасности, сел на отправленный за ним гражданами корабль и, прибыв [к нам] и упросив граждан, [а также] имея ревностное содействие [со стороны] пославшего его царя Митридата Евпатора, в начале весны явился с сухопутным и морским войском, а кроме того взял и отборных из граждан на трёх судах и, отправившись из нашего города, взял Феодосию и Пантикапей, виновников восстания наказал, а Савмака, убийцу царя Перисада, захватив в свои руки, выслал в царство Митридата и [таким образом] восстановил власть царя Митридата Евпатора…»[2].

Гипотезы

С. А. Жебелевым было выдвинуто мнение о том, что Савмак возглавлял восстание рабов на Боспоре[3], однако эта гипотеза была отброшена[4][5]. В настоящее время превалирует мнение, что Савмак был представителем династии Тавроскифии, которая находилась в союзных отношениях с Боспором, или представителем скифской верхушки, которая присутствовала на территории Боспорского царства со второй половины V в. до н. э.[6] Сам переворот трактуется как попытка захвата власти Савмаком и обычно относится к 108—107 гг. до н. э.[7]

Напишите отзыв о статье "Савмак"

Примечания

  1. Русяева А. С., Супруненко А. Б. Савмак // Русяева А. С., Супруненко А. Б. Исторические личности эллино-скифской эпохи (культурно-исторические контакты и взаимовлияния). — Киев-Комсомольск: Археология, 2003. — С. 201—210 ISBN 966-02-2455-9
  2. IOSPE. 1/2, 352, перев. В. В. Латышева, с исправлением С. А. Жебелева и В. В. Струве
  3. С. А. Жебелев. Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре. ВДИ № 3, 1938 г., стр. 43—71
  4. [centant.spbu.ru/centrum/publik/frolov/frol001a.htm#04 Э. Д. Фролов. Русская наука об античности. Глава 10. Портреты учителей]
  5. [ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1407158801 Фролов Э. Д. Традиции классицизма и петербургское антиковедение]
  6. Яковенко Э. В. Скифы на Боспоре (Греко-скифские отношения в VII—III вв. до н. э.): Автореф.дис. … д-ра. ист. наук. М., 1985.
  7. Е. А. Молев. Боспор и скифы от Агаэта до Савмака. Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского, 2008, № 4, с. 132—136.

Отрывок, характеризующий Савмак

«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.