Синайские и раифские преподобные

Синайские и раифские преподобные
Икона «Святые отцы Синая», н. XIII века
Смерть	IV—V века
Почитается	в Православной церкви
В лике	преподобных
День памяти	14 (27) января

Преподобные отцы, в Синае и Раифе избиенные — почитаемые в Православной церкви египетские подвижники, жившие в окрестностях горы Синай в монастыре Святой Екатерины и расположенной рядом Раифской пустыни на берегу Красного моря. Память синайским и раифским преподобным совершается 14 (27) января.

Синайские и раифские преподобные пострадали от кочевых арабских племён. Первое избиение произошло около 312 года (пострадало 40 синайских подвижников и 39 раифских). Второе избиение произошло через сто лет и описано преподобным Нилом Постником:

Варвары, подобно бешеным псам ворвавшись и крича что-то непонятное, собирая все, что было заготовлено для пропитания в зиму, и нас самих заставив носить это, выводят из церкви. И тех, которые старее годами, совлекши с них платье, нагих ставят в ряд для убиения, потом, окружив их с яростию и искоса бросая на них огненные взгляды, извлекают мечи. Сперва приказывают протянуть шею иерею святого места, и стоявшие около него, которых было двое, наносят ему мечами удары, не оба вдруг, но один за другим, с той и с другой стороны, поразив в затылок. Иерей не произнес жалобы на боль, не показал смущения в лице, не обнаружил и следа страдания, но только положил на себе крестное знамение и тихо произнес устами: «Благословен Господь!» Первый удар, от затылка прошедши чрез ухо, достиг до челюсти, а второй от плеча простерся до груди. И таким образом блаженный, тихо восколебавшись, пал в благопристойном виде, умерщвляемый и обнаженный, не показав в себе ничего неприличного: какая-то приятность процветала в его теле и прикрывала неблагообразие наготы. — Сказания об избиении монахов на горе Синайской и о пленении Феодула, сына Нилова

Имена всех преподобных неизвестны, в их церковной службе упомянуты только Исаия, Савва, Моисей, ученик его Моисей, Иеремия, Павел, Адам, Сергий, Домн, Прокл, Ипатий, Исаак, Макарий, Марк, Вениамин, Евсевий и Илия.

По источникам XIX века, мощи синайских и раифских преподобных были использованы для написания Влахернской иконы Божией Матери.

Источники

• [days.pravoslavie.ru/Life/life215.htm Преподобные отцы, в Синае и Раифе избиенные]
• Настольная книга священнослужителя. — М.: Издательство Московской Патриархии, 1978. Т. 2. С. 500

Отрывок, характеризующий Синайские и раифские преподобные

– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.