Скифо-сибирский звериный стиль

Скифо-сибирский звериный стиль — особая манера исполнения изображений животных, широко представленная в культурах позднего бронзового и раннего железного века евразийских степей, включая и территорию Южной Сибири.

Появление в Центральной Азии скифо-сибирского звериного стиля связано с памятниками карасукской культуры (XIII—IX вв. до н.э.) (см. ), его расцвет с тагарской культурой (IX—III вв. до н.э.). Этот стиль представлен изображениями на скалах (петроглифы) и находками в погребениях. Объектом для изображения являются три группы животных:

• копытные (кабан, лось, олень, горный баран, лошадь),
• хищники (кошачьи, волки)
• птицы
• фантастические животные

Для скифского звериного стиля характерен строго ограниченный набор канонических поз животных. В качестве образцов, определяющих его специфику, исследователи приводят изображения свернувшегося кошачьего хищника, оленя с подогнутыми ногами и откинутыми на спину рогами, копытных животных, стоящих на кончиках копыт («на цыпочках»). Общепризнанным среди исследователей является утверждение о сакральном значении этих образов, поскольку подавляющая часть известных вещей, выполненных в скифском зверином стиле, найдена в погребениях и связана с погребальными и поминальными культами. Образы скифо-сибирского искусства (олень, горный баран, сцены борьбы и др.) несли в себе идеи, понятные всему обществу, они одновременно лаконичны и многозначны. Наиболее выразительными образцами стиля в памятниках тагарской культуры являются изображения следующих животных: фигурок баранов (на колоколовидных навершиях, «штандартах — факельницах», на рукоятках ножей и обушках чеканов), оленные бляхи, скульптурки оленей, помещенные на обушках чеканов и ножей, иногда на зеркалах. Образ свернувшегося кошачьего хищника в памятниках тагарской культуры встречается редко.

Семантика образов

Наибольшие споры среди ученых (археологов, историков, искусствоведов) вызывает вопрос о смысловом значении скифо-сибирского изобразительного канона. Высказаны различные точки зрения, порой противоположные. В свернувшемся кошачьем хищнике видели и спящее животное, и отражение некой идеальной формы и именно этим объясняли подобную его каноническую позу. В олене с подогнутыми ногами предполагали лежащее животное, приготовленное к жертве. Трактуется образ оленя и как воплощение определенных представлений людей тагарской культуры об окружающем мире — о происхождении людей и всей вселенной, идея культа солнечного божества (олень — золотые рога) — источника света и жизни на земле. Весьма вероятно, что в основных канонических образах стиля, через удачно найденные художественные приемы, передано двоякое состояние животных: с одной стороны, движение, экспрессия, а с другой, гармония и уравновешенность. Именно так в изобразительных традициях стиля было передано, как считает Е.Д. Паульс, осознанное людьми единство противоположных начал — жизни и смерти, одновременно преодоление смерти.

Литература

• Меотская археологическая культура // БРЭ. Т.20. М.,2012.
• Луристанские бронзы // БРЭ. Т.18. М.,2011.
• Грязнов М.П. Саяно-Алтайский олень (этюд на тему скифо-сибирского звериного стилям // Проблемы археологии вып. 2. Л., 1978;
• Завитухина М.П. Тагарское искусство на Енисее. Л., 1983;
• Мартынов А. И. Тагарская лесостепная культура. Новосиб., 1979;
• Паульс Е.Д. О происхождении скифского канона в изобразительном искусстве // Степи Евразии в древности и в средневековье. К 100 летию со дня рождения М. П. Грязнова. Книга II. СПб, 2002;
• Переводчикова Е. В. Язык звериных образов. Очерки искусства евразийских степей скифской эпохи. М., 1994;
• Членова Н.Л. Тагарская культура // Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М. 1992.
• [books.google.com.ua/books?id=gYj_AgAAQBAJ Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии Коллектив авторов]
• [books.google.com.ua/books?id=XQ-jAAAAQBAJ Мир скифской культуры Дмитрий Раевский]

Отрывок, характеризующий Скифо-сибирский звериный стиль

Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.