Славинский, Пётр Михайлович

Пётр Михайлович Славинский

Пётр Михайлович Славинский (16 (28) октября 1899, Харьков — 2 мая 1977, Москва) — советский дирижёр. Заслуженный артист РСФСР (1944).

Окончил Московскую консерваторию (1928) как виолончелист, ученик Семёна Козолупова; затем изучал дирижирование там же. Ещё студентом начал играть в оркестре Большого театра, с 1936 г. работал дирижёром в оперных театрах различных городов СССР. В 1938 г. стал первым главным дирижёром новосозданного Башкирского государственного театра оперы и балета, в котором осуществил премьеры нескольких башкирских национальных опер: «Хакмар» Масалима Валеева, «Акбузат» Антонио Спадавеккиа и Халика Заимова, «Карлугас» Николая Чемберджи, «Ашкадар» и «Мэрген» Антона Эйхенвальда. В 1944 г. удостоен почётных званий Народный артист Башкирской АССР и Заслуженный артист РСФСР.

В послевоенные годы работал в Куйбышевском и Харьковском оперных театрах. В 1950 г. возглавил музыкальную часть Московского музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко. Среди постановок Славинского этого периода — опера Эдуарда Направника «Дубровский» с Сергеем Лемешевым в заглавной партии, записанная в качестве фильма-спектакля.

В 1961 г. перешёл во МХАТ.

Отрывок, характеризующий Славинский, Пётр Михайлович

– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.