Направник, Эдуард Францевич

Эдуард Направник Eduard Nápravník
Основная информация
Дата рождения	12 августа (24 августа) 1839(1839-08-24)
Место рождения	Бышть, близ Кёниггреца
Дата смерти	10 ноября (23 ноября) 1916(1916-11-23) (77 лет)
Место смерти	Петроград
Страна	Австрийская империя Австрийская империя Российская империя Российская империя
Профессии	композитор, дирижёр

Эдуа́рд Фра́нцевич Напра́вник (чеш. Eduard Nápravník; 12 (24) августа 1839, Бышть, близ Кёниггреца, Королевство Богемия, Австрийская империя — 10 (23) ноября 1916, Петроград, Российская империя) — чешский и российский композитор, дирижёр. В течение почти пятидесяти лет он занимал пост главного дирижёра Мариинского театра, под его управлением состоялись премьеры практически всех создававшихся в то время русских опер. Жена — оперная певица Ольга Шредер.

Биография

Направник родился в семье небогатого учителя. Рано проявив музыкальные способности, он начал обучаться игре на фортепиано, органе и теоретическим предметам. В 1850 году он поступил в реальное училище в Праге, однако из-за смерти отца в 1854 году ему пришлось начать зарабатывать на жизнь, играя на органе в церкви. Направник совершенствовал своё исполнительское мастерство в органной школе под руководством К. Ф. Пича и Франтишека Блажека, занимался также в фортепианной школе Петра Майдля (1817—1896), с 1855 г. начал преподавать в школе Майдля. Получив таким образом стабильный заработок, Направник начал изучать оркестровку и дирижирование под руководством директора Пражской консерватории Яна Бедржиха Киттля. К этому же времени относятся первые его композиторские опыты.

В 1861 году, получив предложение от известного русского мецената князя Юсупова занять место капельмейстера его домашнего оркестра, Направник отправился в Россию, которая с этого времени стала его второй родиной. В 1863 году он был приглашён помощником капельмейстера и органистом Мариинского театра, в 1867 получил место второго капельмейстера, в 1869 — первого (главного дирижёра) и занимал этот пост до самой смерти.

За время работы в Мариинском театре Направник продирижировал около трёх тысяч оперных представлений, в том числе премьеры опер «Борис Годунов» Мусоргского, «Орлеанская дева», «Мазепа», «Пиковая дама» Чайковского, «Майская ночь», «Снегурочка», «Ночь перед Рождеством» Римского-Корсакова и многих других.

Направник стал первым дирижёром опер: «Вражья сила» Серова (1871), «Каменный гость» Даргомыжского (1872), «Псковитянка» (1873), «Майская ночь» (1880); «Снегурочка» (1882), «Борис Годунов» (1874); «Опричник» (1874), «Кузнец Вакула» (1876), «Орлеанская дева» (1881), «Пиковая дама» (1890), «Иоланта» (1892) Чайковского, «Демон» (1875). Под руководством Н. была возобновлена в 1871 опера «Руслан и Людмила». «Большое художественное значение имели и другие постановки Направника — тетралогия „Кольцо Нибелунга“ Вагнера (1900-05), оперы „Фиделио“ Бетховена (1905), „Орфей и Эвридика“ Глюка (1911)» (цитируется по: [bookz.ru/authors/avtor-neizvesten-3/theatre_encicl/page-453-theatre_encicl.html Театральная энциклопедия]).

С 1869 по 1881 год помимо управления оркестром театра Направник дирижировал симфоническими собраниями Русского музыкального общества, также зачастую становясь первым исполнителем новых сочинений.

Его собственные авторские четыре оперы были поставлены в Мариинском театре: «Нижегородцы» (1868), «Гарольд» (1886), «Дубровский» (1894), «Франческа да Римини» (1902). Опера «Дубровский», по одноимённой повести А. С. Пушкина, пользовалась наибольшим успехом. Масштабный фортепианный концерт Направника записал пианист Евгений Сойфертис с Шотландским симфоническим оркестром Би-Би-Си.

Направник умер в 1916 году в Петрограде, похоронен там же на Новодевичьем кладбище. После революции 1917 года его семья переехала в Бельгию.

Жена — Ольга Эдуардовна Направник-Шредер (1844—1902) — певица, и сын Константин (1874—1911) похоронены рядом с Э. Ф. Направником.

Адреса в Санкт-Петербурге — Петрограде

• 1865—1877 — Офицерская улица, 16, кв. 20;
• 1877 — 10.11.1916 года — дом М. Ф. Немковой — Никольская улица, 3, кв. 72.

Основные сочинения

Оперы

• «Нижегородцы» (1868)
• «Гарольд» (1886)
• «Дубровский» (1894, премьера в Мариинском театре в январе 1895 года)
• «Франческа да Римини» (1902)

Оркестровые и концертные произведения

• Четыре симфонии;
• Сюита для оркестра;
• Торжественная увертюра;
• Баллады для голоса с оркестром;
• Народные танцы для оркестра;
• Симфонический концерт для фортепиано с оркестром a-moll, op.27
• Фантазия на русские темы для фортепиано с оркестром
• Фантазия и сюита для скрипки с оркестром
• Музыка к поэме «Дон Жуан» А. К. Толстого

Камерные произведения

• Три струнных квартета (1873—1878);
• Струнный квинтет (1897);
• Два фортепианных трио;
• Фортепианный квартет;
• Многочисленные сочинения для фортепиано.

Литература

• Направник Э. Ф. Автобиография, творческие материалы, документы, письма / Сост. М. Л. Кутателадзе. — Л., 1959.
• Михеева Л. В. Э. Ф. Направник. — М., 1985.

Интересные факты

• Подлинный расцвет оркестра Мариинского театра пришелся на долгие годы служения ему Эдуарда Направника (в 1863—1867 — помощник дирижёра и органист; 1867—1869 — второй дирижёр, 1869—1916 — главный дирижёр), в честь которого впоследствии было названо одно из фойе современной Мариинки.
• В 1961 году на экраны вышел фильм-опера «Дубровский». (Владимир Дубровский — Сергей Лемешев, Маша — Вера Кудрявцева).

Ссылки

• [www.classical-composers.org/comp/napravni Краткая биография]  (англ.)
• Направник, Эдуард Францевич: ноты произведений на International Music Score Library Project

Отрывок, характеризующий Направник, Эдуард Францевич

В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.