Грикуров, Эдуард Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эдуард Грикуров
Основная информация
Полное имя

Эдуард Петрович Грикуров

Дата рождения

29 марта (11 апреля) 1907(1907-04-11)

Место рождения

Тифлис, Российская империя

Дата смерти

13 декабря 1982(1982-12-13) (75 лет)

Место смерти

Ленинград, РСФСР, СССР

Страна

СССР СССР

Профессии

дирижёр педагог, профессор

Награды

Эдуард Петрович Грикуров (1907—1982) — советский оперный дирижёр. Народный артист РСФСР (1957). Лауреат Сталинской премии второй степени (1951)[1].





Биография

Э. П. Грикуров родился 29 марта (11 апреля) 1907 года в Тифлисе (ныне Тбилиси, Грузия). Учился в ТбГК по классам фортепиано у А. И. Тулашвили, теории музыки и композиции ― у М. М. Ипполитова-Иванова и С. В. Бархударяна. Совершенствовался в Ленинградской консерватории, которую окончил в 1933 как дирижёр (класс А. В. Гаука).

После кратковременного сотрудничества с Оркестром русских народных инструментов имени В. В. Андреева Грикуров в 1937 году начал работу в ЛМАТОБ имени М. П. Мусоргского, с которым и была связана в дальнейшем вся его дирижёрская карьера. С 1944 по 1969 он занимал пост главного дирижёра этого театра (с перерывом в 1956—1960 годах, когда руководил оркестром ЛАТОБ имени С. М. Кирова).

Э. П. Грикуров умер 13 декабря 1982 года. Похоронен в Ленинграде на Богословском кладбище.

Творчество

Поставил более тридцати спектаклей, в том числе:

Грикуров преподавал дирижирование в ЛГК имени Н. А. Римского-Корсакова1971 года профессор); среди его учеников, в частности, Александр Алексеев, Вахтанг Жордания, Дмитрий Китаенко, Д. В. Смирнов.

Награды и премии

Источники

  1. РУССКИЙ БАЛЕТ И ЕГО ЗВЁЗДЫ: Русский балет и его звёзды / Под ред. Е. Суриц — М.: Большая Российская энциклопедия; Борнмут: Паркстоун, 1998—208 с.: илл. ISBN 5-85270-135-1
  2. С. Хентова. О музыке и музыкантах наших дней. — Л. — М.: Советский композитор, 1976. — С. 299.

Напишите отзыв о статье "Грикуров, Эдуард Петрович"

Отрывок, характеризующий Грикуров, Эдуард Петрович

Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.