Слонимский, Сергей Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Слонимский
Основная информация
Полное имя

Сергей Михайлович Слонимский

Дата рождения

12 августа 1932(1932-08-12) (91 год)

Место рождения

Ленинград, РСФСР, СССР

Страна

СССР СССРРоссия Россия

Профессии

композитор, кинокомпозитор, музыковед, педагог

Инструменты

фортепиано

Сотрудничество

Санкт-Петербургская консерватория

Награды

Серге́й Миха́йлович Слони́мский (род. 12 августа 1932, Ленинград, СССР) — советский и российский композитор, пианист, музыковед, кандидат искусствоведения, педагог, профессор.

Народный артист РСФСР (1987). Лауреат Государственной премии РСФСР им. Глинки (1983) и Государственной премии РФ (2001). Член Союза композиторов СССР с 1959 года.

Один из крупнейших отечественных композиторов. Автор 34 симфоний, 8 опер, 3 балетов, камерной и вокальной музыки, музыки к кинофильмам и театральным постановкам.





Биография

Сергей Слонимский родился в Ленинграде в семье писателя Михаила Слонимского и Иды Исааковны Каплан-Ингель.

Заниматься композицией начал в возрасте 11 лет частным образом с В. Я. Шебалиным. В 1945—1950 годах учился игре на фортепиано у С. И. Савшинского и композиции у Б. А. Арапова и С. Я. Вольфензона, затем — в ЛГК имени Н. А. Римского-Корсакова у О. А. Евлахова (композиция) и В. В. Нильсена (фортепиано). В 1958 году окончил аспирантуру под руководством Т. Г. Тер-Мартиросяна, со следующего года и по сегодняшний день преподаёт в консерватории музыкально-теоретические дисциплины, с 1967 года — композицию. Принимал участие в фольклорных экспедициях, собирал русские народные песни.

Кандидат искусствоведения (1963), профессор (1976), член СК СССР. Как педагог воспитал многих известных советских и российских композиторов.

Награды и премии

Основные сочинения

Оперы
Балеты
  • «Икар» (1965—1970)
  • «Принцесса Пирлипат» (2001)
  • «Волшебный орех» (2003)
Сочинения для оркестра
  • Тридцать три симфонии
  • «Карнавальная увертюра» (1957)
  • Сюита «Юмористические картинки» (1957)
  • Концертная сюита для скрипки с оркестром (1958)
  • Концерт-буфф для камерного оркестра (1964)
  • Концерт для оркестра, трёх электрогитар и солирующих инструментов (1973)
  • «Драматическая песнь» (1973)
  • «Праздничная музыка» для балалайки, ложек и оркестра (1975)
  • «Симфонический мотет» (1975)
  • «Тихая музыка» (1981)
  • Концерт для гобоя и камерного оркестра (1987)
  • «Славянский концерт» для органа и струнных (1988)
  • «Петербургские видения» (1994)
  • Симфониетта (1996)
  • «Еврейская рапсодия» (Первый концерт для фортепиано с оркестром; 1997)
Вокально-симфонические сочинения
  • Реквием для солистов, хора и оркестра (2004)
Сочинения для хора
  • Весна пришла
  • Песни вольницы
  • Польские строфы
  • Лирические строфы
  • Прощание с другом
  • Монологи
  • Веселые песни
  • Голос из хора
Камерные сочинения
  • Соната для скрипки и фортепиано
  • Соната для виолончели и фортепиано
  • Сюита для альта и фортепиано в 4 частях
  • «Три грации» для альта и фортепиано
  • «Диалоги» для духового квинтета
  • «Антифоны» для струнного квартета
  • Фортепианный квинтет (для двух скрипок, альта, виолончели и фортепиано)
Романсы и песни
Фортепиано
  • Интермеццо памяти Брамса (1980)
  • 24 прелюдии и фуги (1994)
  • Соната

Музыка к кинофильмам

Наиболее известные ученики

Библиография

Напишите отзыв о статье "Слонимский, Сергей Михайлович"

Ссылки

  • [www.remusik.org/sergeislonimsky/ Официальный сайт композитора Сергея Слонимского]
  • [www.remusik.org/slonimsky/ Интервью с Сергеем Слонимским — Журнал Центра современной музыки Санкт-Петербурга (2011 г.).]

Отрывок, характеризующий Слонимский, Сергей Михайлович

Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.