Лемешев, Сергей Яковлевич
Поделись знанием:
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
| Сергей Лемешев | ||||||||
 | ||||||||
| Основная информация | ||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Полное имя |
Сергей Яковлевич Лемешев | |||||||
| Дата рождения | ||||||||
| Место рождения |
с. Старое Князево, Тверской уезд, Тверская губерния, Российская империя | |||||||
| Дата смерти | ||||||||
| Место смерти | ||||||||
| Страна | ||||||||
| Профессии |
камерный певец, оперный певец, педагог, режиссёр оперы | |||||||
| Певческий голос |
лирический тенор | |||||||
| Жанры | ||||||||
| Коллективы |
Свердловский театр оперы и балета (1926-1927), | |||||||
| Награды |
| |||||||
Серге́й Я́ковлевич Ле́мешев (27 июня [10 июля] 1902, село Старое Князево, Тверская губерния — 26 июня 1977, Москва) — русский советский оперный певец (лирический тенор) и оперный режиссёр, педагог. Народный артист СССР (1950). Лауреат Сталинской премии второй степени (1941). Член ВКП(б) с 1948 года[1].
Содержание
Биография
Сергей Яковлевич Лемешев родился в селе Старое Князево Тверской губернии (ныне Калининский район Тверской области) в крестьянской семье. В 1914 году окончил церковно-приходскую школу, в зимнее время занимался сапожным делом в Санкт-Петербурге. Учился пению по граммофонным записям. Азы нотной грамоты и пения освоил в художественно-ремесленной школе, где участвовал в самодеятельных спектаклях и концертах. Во время учёбы на Тверских образцовых курсах комсостава РККА (1920) получил направление на учёбу в консерваторию.
В 1921—1925 годах он учился в Московской консерватории в классе профессора Н. Г. Райского. С 1924 года пел в оперной студии К. С. Станиславского при Большом театре, где, среди других, исполнял партию Ленского (опера П. И. Чайковского «Евгений Онегин»). Именно эта роль, которую Сергей Яковлевич исполнил более 500 раз, принесла ему широкую известность и любовь зрителей. «Ленский целиком заполнил мою жизнь, — говорил певец. — Из моих более чем тридцати ролей эта — самая дорогая, любимая, самая большая радость моего творчества». Лемешев пел эту партию всего 501 раз: 500-е исполнение прошло в 1965 году (после этого Лемешев покинул оперную сцену), 501-е и последнее исполнение состоялось в Большом театре в июне 1972 года в честь предстоящего 70-летнего юбилея певца.
В 1926 году дебютировал на профессиональной сцене в Свердловском театре оперы и балета.
В 1927—1929 годах — солист Русской оперы при Китайско-Восточной железной дороге в Харбине.
В 1929—1931 годах — солист Тифлисского театра оперы и балета.
В 1931 году Лемешев был приглашён в Большой театр, где дебютировал в партиях царя Берендея (Снегурочка), Джеральда (Лакме) и Ленского (Евгений Онегин). Вместе с И. С. Козловским Лемешев был ведущим тенором вплоть до 1957 года, периодически продолжал выступать в Большом театре до 1965 года. Исполнил множество партий: Левко («Майская ночь»), Звездочёт («Золотой петушок»), Индийский гость («Садко») в операх Н. А. Римского-Корсакова, Баян («Руслан и Людмила» М. И. Глинки), Дубровский (одноимённая опера Э. Ф. Направника), а также Герцог («Риголетто»), Альфред («Травиата») в операх Джузеппе Верди, Граф Альмавива («Севильский цирюльник» Джоаккино Россини), Фауст (одноимённая опера Шарля Гуно) и др.
В 1939 году Лемешев единственный раз в своей карьере снялся в музыкальной комедии «Музыкальная история» в роли шофёра Пети Говоркова, который стал оперным певцом. Его партнёрами были З. А. Фёдорова, Э. П. Гарин, С. Н. Филиппов. За роль в этом фильме Сергей Яковлевич был удостоен Сталинской премии II степени[2]. Правда, незадолго до этого он исполнил «политически важную» песню «Принимай нас, Суоми-красавица».
Во время Великой Отечественной войны Лемешев выступал с фронтовыми бригадами. Во время одного из выступлений он сильно простудился, и у него обострился туберкулёз лёгких. Оперативное лечение включало пневмоторакс правого лёгкого.
В 1947 году гастролировал в Берлинской государственной опере (Ленский в опере «Евгений Онегин»).
В качестве оперного режиссёра дебютировал в 1951 году постановкой оперы «Травиата» на сцене Ленинградского малого оперного театра. В 1957 выступил в Большом театре как режиссёр-постановщик оперы Ж. Массне «Вертер» и исполнитель заглавной партии.
В 1951—1961 годах руководил кафедрой оперной подготовки, в 1969—1971 — кафедрой сольного пения в Московской консерватории. Вёл циклы передач на Всесоюзном радио, был руководителем вокальной группы.
Автор книги «Путь к искусству» (1968).
Сергей Яковлевич Лемешев скончался 26 июня 1977 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 9).
Репертуар
- Репертуар в Московской консерватории и студии Станиславского (1921—1925), Свердловском театре оперы и балета (1926—1927), Русской опере при Китайско-Восточной железной дороге в Харбине (1927—1929), в Тифлисском театре оперы и балета (1929—1931)
- Водемон («Иоланта» П. И. Чайковского)
- Лыков («Царская невеста» Н. А. Римского-Корсакова) (1925)
- Ленский («Евгений Онегин» П. И. Чайковского)
- Царь Берендей («Снегурочка» Н. А. Римского-Корсакова) (1925)
- Альфред («Травиата» Дж. Верди)
- Индийский гость («Садко» Н. А. Римского-Корсакова)
- Владимир Игоревич («Князь Игорь» А. П. Бородина)
- Юродивый («Борис Годунов» М. П. Мусоргского)
- Андрей Хованский («Хованщина» М. П. Мусоргского)
- Фауст («Фауст» Ш. Гуно)
- Леопольд («Дочь кардинала» Ф. Галеви)
- Люсьен («Жрица огня»)
- Баян («Руслан и Людмила» М. И. Глинки)
- Билли Бегот («Трильби» А. Юрасовского)
- Герцог («Риголетто» Дж. Верди)
- Рудольф («Богема» Дж. Пуччини)
- Джеральд («Лакме» Л. Делиба)
- Надир («Искатели жемчуга» Ж. Бизе)
- Граф Альмавива («Севильский цирюльник» Дж. Россини) (1929)
- Синодал («Демон» А. Рубинштейна) (1930)
- Репертуар в Большом театре (1931—1957)
- 1931 — Берендей («Снегурочка» Н. А. Римского-Корсакова)
- 1931 — Джеральд («Лакме» Л. Делиба)
- 1931 — Ленский («Евгений Онегин» П. И. Чайковского)
- 1931 — Герцог («Риголетто» Дж. Верди)
- 1931 — Билли Бегот («Трильби» А. Юрасовского)
- 1931 — Граф Альмавива («Севильский цирюльник» Дж. Россини)
- 1932 — Звездочёт («Золотой петушок» Н. А. Римского-Корсакова)
- 1932 — Рудольф («Богема» Дж. Пуччини)
- 1933 — Филиппетто («Четыре деспота» Э. Вольфа-Феррари)
- 1933 — Индийский гость («Садко» Н. А. Римского-Корсакова)
- 1933 — Фауст («Фауст» Ш. Гуно)
- 1933 — Альфред («Травиата» Дж. Верди)
- 1936 — Владимир Игоревич («Князь Игорь» А. П. Бородина)
- 1938 — Дубровский («Дубровский» Э. Ф. Направника)
- 1941 — Ромео («Ромео и Джульетта» Ш. Гуно)
- 1943 — Синодал («Демон» А. Рубинштейна)
- 1947 — Джемал («Великая дружба» В. Мурадели)
- 1948 — Баян («Руслан и Людмила» М. И. Глинки)
- 1948 — Левко («Майская ночь» Н. А. Римского-Корсакова)
- 1952 — Афанасий Иванович («Сорочинская ярмарка» М. П. Мусоргского)
- 1955 — Фра-Дьяволо («Фра-Дьяволо, или Гостиница в Террачине» Д. Обера)
- 1955 — Син Би-у («Никита Вершинин» Д. Кабалевского)
- 1957 — Вертер («Вертер» Ж. Массне, исполнитель заглавной партии и режиссёр-постановщик)
Озвучивание мультфильмов
- 1947 — Квартет — Соловей, вокальная партия
Стиль исполнения и культурное наследие
Лемешев собрал самые лучшие творения композиторов и поэтов XIX века, представил их широчайшей советской аудитории, популяризовал русское и советское оперное искусство.
Кроме пения в оперных спектаклях, Лемешев много и плодотворно трудился над исполнением камерного репертуара. С гордостью он отмечал, что ему удалось спеть все 100 романсов П. И. Чайковского (помимо романсов М. И. Глинки, Н. А. Римского-Корсакова и др.).
Лемешев выступал как эстрадный певец, исполняя лучшие песни М. И. Блантера («Моя любимая», «Пшеница золотая»), Т. Н. Хренникова («Песня о Москве», «Песня о песне»), Б. А. Мокроусова («Одинокая гармонь»), А. Г. Новикова («Отъезд партизан», «Россия», «Размечтался солдат молодой»), Н. В. Богословского («Письмо в Москву», «Алёнушка», «Где ж ты, утро раннее?», «Помнишь, мама?»).
Память
- В 1978 году, через год после смерти Лемешева, в его честь был назван астероид (4561 Лемешев).
- В районе Фили-Давыдково г. Москвы есть Детская музыкальная школа, названная в его честь (ранее — ДМШ № 97).
Награды и премии
- Заслуженный артист РСФСР (1937)
- Сталинская премия второй степени (1941) — за большие достижения в области театрально-вокального и киноискусства
- Народный артист СССР (1950)
- Три ордена Ленина (1951, 1972, 1976)[3]
- Орден «Знак Почёта» (1937)
- Медали.
Семья
Сергей Лемешев был женат 5 раз.
В браке с оперной певицей Ириной Ивановной Масленниковой появилась на свет дочь Лемешева, Мария Сергеевна, также ставшая певицей.
Пятой женой Сергея Яковлевича стала оперная певица Кудрявцева-Лемешева, Вера Николаевна (1911—2009)[4][5], послушать которую он специально приезжал в Ленинград. Их счастливый брак продлился двадцать семь лет, вплоть до смерти Сергея Яковлевича, а всю оставшуюся жизнь Вера Николаевна посвятила наследию Лемешева[6].
Записи
- Полные записи опер
П. И. Чайковский. «Евгений Онегин» (Ленский):
- 1936 — П. М. Норцов (Онегин), Г. В. Жуковская (Татьяна), Б. Я. Златогорова (Ольга), А. С. Пирогов (князь Гремин), М. Ф. Бутенина, К. Е. Антарова, И. Маншавин, Коваленко, Яхонтов. ГАБТ СССР, дирижёр В. В. Небольсин.
- 1954 — С. Шапошников (Онегин), В. Кудрявцева (Татьяна), О. Головина (Ларина), А. Мещерякова (Ольга), К. Комиссарова (Филиппьевна, няня), И. Захаревич (князь Гремин), В. Райков (Ротный), Н. Чесноков (Трике, француз), Д. Сильвестров (Зарецкий), В. Юрченко (Запевала). МАЛЕГОТ, дирижёр Георгий Дониях. Запись по трансляции 28 октября 1954 г.[7]
- 1955 — Е. С. Белов (Онегин), Г. П. Вишневская (Татьяна), В. Петрова (Ларина), Л. И. Авдеева (Ольга), Е. М. Вербицкая (Филипьевна, няня), И. И. Петров (князь Гремин), Г. Панков (Ротный), И. Михайлов (Зарецкий), А. Соколов (Трике, француз). ГАБТ СССР, дирижёр Б. Э. Хайкин.
- 1946 — Н. А. Казанцева (Лакме), А. Королёв (Нилаканта), А. Малюта (Маллика), Г. Тиц (Фредерик), К. Шеляховская (Роза), В. Градова (Елена), П. Левченко (миссис Бенсон), С. Фомичёв (Хаджи). Хор и оркестр Всесоюзного радио, дирижёр А. Орлов.
Н. А. Римский-Корсаков. «Снегурочка» (царь Берендей):
- 1947 — И. И. Масленникова (Снегурочка), М. П. Максакова (Лель, пастух), Н. А. Обухова (Весна-Красна), М. Д. Михайлов (Дед Мороз), С. А. Красовский (Бермята, ближний боярин), С. Г. Панова (Купава, дочь богатого слобожанина), А. П. Иванов (Мизгирь, торговый гость из посада Берендеева), В. С. Шевцов (Бобыль Бакула), М. Н. Левина (Бобылиха, его жена), Ф. М. Годовкин (Леший), М. В. Сказин (Масленица, соломенное чучело). ГАБТ СССР, дирижёр К. П. Кондрашин.
Н. А. Римский-Корсаков. «Моцарт и Сальери» (Моцарт):
- 1947 — А. С. Пирогов (Сальери). МАМТ, дирижёр С. А. Самосуд.
Н. А. Римский-Корсаков. «Майская ночь» (Левко):
- 1948 (в других источниках[8] — 1951) — В. И. Борисенко (Ганна), С. А. Красовский (Голова), И. И. Масленникова (Панночка), П. В. Воловов (Каленик), Е. М. Вербицкая (Свояченица), Н. И. Клягина (русалка), Е. И. Грибова (русалка), О. Инсарова (русалка), В. С. Шевцов (Винокур), В. Тютюнник (Писарь). ГАБТ СССР, дирижёр В. В. Небольсин.
Ш. Гуно. «Ромео и Джульетта» (Ромео):
- 1948 — И. И. Масленникова (Джульетта), И. И. Петров (граф Капулетти), М. Д. Михайлов (Отец Лоран), И. М. Скобцов (Эскаль, герцог Веронский), И. Бурлак (Меркуцио, друг Ромео), Т. Черняков (Тибальт, племянник Капулетти), Н. Остроумова (Гертруда, кормилица Джульетты), Н. Соколова (Стефано, паж Ромео), И. Назаренко (граф Парис), Ф .М. Годовкин (Бенволио, друг Ромео), И. Сипаев (Грегорио, слуга Капулетти). ГАБТ СССР, дирижёр В. В. Небольсин.
Д. Пуччини. «Богема» (Рудольф):
- 1948 — И. И. Масленникова (Мими), П. Г. Лисициан (Марсель), Г. Сахарова (Мюзетта), В. Захаров (Шонар), Б. Л. Добрин (Колен), Д. Демьянов (Бенуа), А. Беланов (Альциндор), С. Фомичев (Парпиньоль), Т. Антоненко (таможенный сержант), М. Сказин (сторож). Хор ВРК, БСО, дирижёр С. А. Самосуд.
Ж. Бизе. «Искатели жемчуга» (Надир):
- 1950 — Н. А. Казанцева (Лейла), В. Захаров (Зурга), Т. Антоненко (Нурабад). Хор и оркестр Всесоюзного радио, дирижёр О. Брон.
А. П. Бородин. «Князь Игорь» (Владимир Игоревич):
- 1950 — А. Иванов (князь Игорь), Е. Смоленская (Ярославна), А. С. Пирогов (Галицкий), М. О. Рейзен (хан Кончак), В. И. Борисенко (Кончаковна, его дочь), А. Иванова (половецкая девушка), А. Серов (Овлур, крещеный половчанин), И. Скобцов (Скула), Ф. Годовкин (Ерошка). ГАБТ СССР, дирижёр А. Ш. Мелик-Пашаев.
Д. Верди. «Травиата» (Альфред Жермон):
- 1951 — Е. В. Шумская (Виолетта Валери), П. Г. Лисициан (Жорж Жермон), О. Инсарова (Флора Бервуа), Б. Бобков (виконт Гастон де Леторьер), М. Соловьёв (барон Дюфоль), Г. Воробьёв (маркиз д’Обиньи), В. Горбунов (доктор Гренвиль), Т. Парфененко (служанка Аннина), И. Ионов (слуга), И. Хапов (посыльный). Филиал ГАБТа СССР, дирижёр С. Сахаров.
- 1956 — Г. Деомидова (Виолетта Валери), П. Г. Лисициан (Жорж Жермон). ГАБТ СССР, дирижёр Т. А. Докшицер.
М. И. Глинка. «Руслан и Людмила» (Баян):
- 1954 (1950) — В. А. Гаврюшов (Светозар), И. Петров (Руслан), В. М. Фирсова (Людмила), Е. М. Вербицкая (Ратмир), А. Ф. Кривченя (Фарлаф), Н. И. Покровская (Горислава), Г. М. Нэлепп (Финн), Е. П. Корнеева (Наина). ГАБТ СССР, дирижёр К. П. Кондрашин.
Д. Обер. «Фра-Дьяволо, или Гостиница в Террачине» (Фра-Дьяволо, маркиз Сан-Марко):
- 1955 — Г. Панков (Джакомо), Ю. Филин (Беппо), П. В. Воловов (лорд Кокбург), Е. Грибова (Памела), В. Горбунов (Маттео), Н. Гусельникова (Церлина), Н. Росляков (Франческо, жених), А. Соколов (Лоренцо, бригадир), И. Хапов (крестьянин), Е. Гаврюшова (служанка), Ю. Каменщиков (священник). ГАБТ СССР, дирижёр Б. Э. Хайкин.
Э. Ф. Направник. «Дубровский» (Дубровский)[9]:
- 1960 — Г.Дударев (Андрей Дубровский), А. Иванов (Троекуров), В. Кудрявцева (Маша, его дочь), П. Мокеев (князь Верейский), М. Тюремнов (исправник), В. Попов (заседатель), Н. Тимченко (Дефорж, француз), Р. Красноюрченко (Шабашкин, приказный), А. Васильева (Егоровна, няня), Е. Корнеев (Архип), И. Зорин (Гришка), Л. Болдин (Антон), Р. Орешкина (Таня, горничная Маши). Хор и оркестр МАМТ. Дирижер — Пётр Славинский.
- Сборники
- Scenes and Arias from Operas — Sergei Lemeshev (CD) Label: Yedang Entertainment, 2002
- Lebendige Vergangenheit: Sergei Lemeshev, Preiser Records Audio CD (July 4, 1998)[10]
Студия «Aquarius» (Россия), фрагменты из опер на CD:
- 2006 — Арии из опер (записи 1937—1940 гг.)
- 2006 — С. Лемешев, И. Масленникова (арии и дуэты из опер, записи 1944—1955 гг.)
- 2006 — С. Лемешев, И. Масленникова (фрагменты из опер Ж. Массне и Ш. Гуно, записи 1948—1951 гг.)
- 2006 — С. Лемешев, В. Кудрявцева (дуэты, записи 1952—1966 гг.)
- 2008 — Ж. Массне. «Вертер». С. Лемешев (Вертер), К. Леонова (Шарлотта) (фрагменты, запись 1960 г.)
- 2008 — Арии из опер (записи 1948—1952 гг.)
- 2008 — Арии из опер (записи 1953—1956 гг.)
- 2009 — Арии из опер (записи 1928—1936 гг.)
- 2010 — Арии из опер (записи 1940—1948 гг.)
- 2010 — Сцены и дуэты из опер (записи 1946—1964 гг.)
Студия «Aquarius» (Россия), сборники романсов и песен на CD:
- 2005 — «Память сердца» (романсы М. И. Глинки)
- 2005 — «Гори, гори, моя звезда…» (старинный русский романс, записи 1940—1974 гг.)
- 2005 — «Песнь моя летит с мольбою» (песни Шуберта, Грига, Листа, Бетховена и Монюшко, записи 1947—1972 гг.)
- 2005 — «Как соловей о розе» (романсы и песни XX века, записи 1950—1971 гг.)
- 2005 — «Звезда моих полей» (лирические песни прошлых лет, записи 1936—1959 гг.)
- 2006 — «Слова любви» (русские романсы, записи 1937—1952 гг.)
- 2006 — «Струны гитары нежные…» (итальянские песни, записи 1932—1954 гг.)
- 2006 — «У зари-то, у зореньки» (русские народные песни, записи 1951—1952 гг.)
- 2007 — «О, если б знали вы…» (романсы и песни П. И. Чайковского и С. В. Рахманинова, записи 1946—1959 гг.)
- 2007 — «Печаль моя светла» (романсы Н. А. Римского-Корсакова и М. А. Балакирева, записи 1940—1965 гг.)
- 2007 — «Хотел бы в единое слово» (романсы и песни П. И. Чайковского, записи 1946—1955 гг.) 2 CD
- 2009 — «Кабы Волга-матушка…» (русские и украинские народные песни, записи 1955—1974 гг.)
- 2009 — «Соловьём залётным» (русские народные песни, записи 1937—1943 гг.)
- 2009 — «Ах ты, зимушка-зима» (русские народные песни, записи 1944—1950 гг.)
- 2009 — «Русский романс» (ранние записи, 1932—1940 гг.)
- 2016 — Романсы П. И. Чайковского и С. В. Рахманинова (студийные циклы 1962—1963 гг.) 2CD
Студия «Aquarius» (Россия), концертные записи на CD:
- 2010 — Концерт в Колонном зале Дома Союзов 29 ноября 1948 г.
- 2011 — Концерт в Большом зале Московской консерватории 23 апреля 1949 г.
- 2012 — Концерт в Большом зале Московской консерватории 19 декабря 1950 г.
- 2012 — Концерт в Колонном зале Дома Союзов 8 февраля 1954 г.
- 2012 — Концерт в Колонном зале Дома Союзов 18 октября 1954 г.
- 2016 — Концерт в Колонном зале Дома Союзов 2 марта 1954 г.
- 2016 — Концерты в Большом зале Ленинградской филармонии 15 и 19 декабря 1954 г., 2 CD
- 2016 — Концерты в Большом зале Московской консерватории 13 января 1956 г., 9 апреля 1956 г. и 23 ноября 1963 г., 2 CD
- 2016 — Концерт в Большом зале Московской консерватории 12 апреля 1964 г.
Фильмография
- 1940 — Музыкальная история — Таксист Петя Говорков[11]
- 1941 — Киноконцерт 1941 года — Герцог Мантуанский
- 1943 — Киноконцерт к 25-летию Красной Армии
- 1946 — Глинка — голос поющего М. И. Глинки (в одной из двух версий фильма)
- 1952 — Концерт мастеров искусств — Герман
- 1960 — Демон (фильм-опера) — Синодал
- 1961 — Дубровский (фильм-опера) — Владимир Дубровский
- 1963 — Моцарт и Сальери (фильм-опера) — Моцарт (голос)
Напишите отзыв о статье "Лемешев, Сергей Яковлевич"
Литература
- Львов М. С. Я. Лемешев. — М.-Л., 1947.
- Сергей Яковлевич Лемешев : буклет. — М., 1953.
- Лемешев С. Я. О певческом мастерстве // СМ : журнал. — 1954. — № 1.
- Грошева Е. С. Я. Лемешев. — М., 1960.
- Львов М. Русские певцы. — М., 1965. — С. 204-28.
- Лемешев С. Я. [www.ozon.ru/context/detail/id/3639407/ Путь к искусству]. — М.: Искусство, 1968, 1974, 1982. — 384 с.
- Лемешев С. Я., Золотухин В. С., Хайкин Б. Э. [www.ozon.ru/context/detail/id/7388833/ С. Я. Лемешев. Из биографических записок. Статьи. Беседы. Письма. Воспоминания о С. Я. Лемешеве] / Сост. и ред. Е. Грошева. — Советский композитор, 1987. — 400 с. — (Деятели музыкального театра).
- Кудрявцева-Лемешева В. Н. [www.ozon.ru/context/detail/id/6063235/ Рядом с С. Я. Лемешевым]. — М.: Музыка, 2002. — 904 с. — 2500 экз. — ISBN 5-7140-1241-0.
Ссылки
- Статьи
- [belcanto.ru/lemeshev.html Биография С. Я. Лемешева на сайте Belcanto.ru]
- [www.classic-music.ru/lemeshev.html Биография С. Я. Лемешева на сайте Classic-music.ru]
- [ru.rodovid.org/wk/Запись:756804 Сергей Лемешев] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
- [www.tveroblpress.ru/tverskie_vedomosti/195/4377.html Газета «Тверские ведомости»]
- Фотографии
- [gallery-mt.narod.ru/pages-o/lemeshev.html Фотогалерея С. Я. Лемешева на сайте «Мастера музыкального театра»]
- [www.cs.princeton.edu/~san/tenors.html#lemeshev Фотографии С. Я. Лемешева]
- [novodevichye.com/lemeshev/ Могила Лемешева]
- Аудио и видео
- [www.classic-music.ru/mp3-lemeshev.html Аудиозаписи С. Я. Лемешева на сайте Classic-music.ru]
- [www.youtube.com/watch?v=p_M_l71VntQ С. Я. Лемешев на YouTube. Ария Ленского из оперы П. И. Чайковского «Евгений Онегин»]
- [www.youtube.com/watch?v=W1Pg2zlaar0 С. Я. Лемешев на YouTube. Ария Индийского гостя из оперы Н. А. Римского-Корсакова «Садко»]
- [www.youtube.com/watch?v=-OAxfnaXnfc С. Я. Лемешев на YouTube. Песня «Это Русская земля»]
- [www.youtube.com/watch?v=EnPr5WnfDio С. Я. Лемешев на YouTube. Песня «Одинокая гармонь»]
- [www.youtube.com/watch?v=8GadMqw5M9A С. Я. Лемешев на YouTube. Ария Вертера (на русском) из одноимённой оперы Ж. Массне. Запись 1938 года]
- [www.youtube.com/watch?v=9Vb8PdrQsyQ С. Я. Лемешев на YouTube. Романс Надира (на русском) из оперы Ж. Бизе «Искатели жемчуга». Запись 1938 года]
- [www.youtube.com/watch?v=8MeiqoSk5W8 С. Я. Лемешев на YouTube. Романс Неморино (на итальянском) из оперы Г. Доницетти «Любовный напиток»]
- [www.youtube.com/watch?v=LVou1zJQqy8 С. Я. Лемешев на YouTube. Фрагмент киноконцерта 1941 года: песенка и ария Герцога из оперы Дж. Верди «Риголетто»]
Примечания
- ↑ Лемешев Сергей Яковлевич — статья из Большой советской энциклопедии. В. И. Зарубин.
- ↑ [russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=9304 Музыкальная история в Энциклопедии Отечественного кино]
- ↑ [www.bolshoi.ru/persons/people/2281/ Сергей Лемешев]
- ↑ [www.nd.m-necropol.ru/kudryavceva-lemesheva.html Кудрявцева-Лемешева Вера Николаевна (1911-2009)] (рус.). Новодевичье кладбище. Проверено 18 ноября 2013.
- ↑ [www.radiorus.ru/brand/episode/id/57101/episode_id/924471/ 22 октября 2007 — Имя, овеянное легендой (Вера Николаевна Кудрявцева-Лемешева в гостях у «Радио России»] (рус.). Ток-шоу «Виражи времени». Проверено 18 ноября 2013.
- ↑ [www.classicalm.com/ru/composition/7479/Minula-strast-Lemeshev-Kudrjavtseva Дуэт Лемешев-Кудрявцева]// -«Минула страсть» (classicalm.com)
- ↑ [aquarius-classic.ru/album?aid=305 «Евгений Онегин» (опера, запись 1954 г.)] с С. Я. Лемешевым в главной партии, первая публикация, информация на сайте фирмы «Aquarius»
- ↑ [aquarius-classic.ru/album?aid=335 «Майская ночь» (опера)] с С.Лемешевым в главной партии] информация на сайте фирмы «Aquarius»
- ↑ [aquarius-classic.ru/album?aid=274 «Дубровский» (опера, первая публикация)] с С.Лемешевым в главной партии] информация на сайте фирмы «Aquarius»
- ↑ [www.answers.com/topic/lebendige-vergangenheit-sergei-lemeshev Lebendige Vergangenheit: Sergei Lemeshev].
- ↑ сыграл практически самого себя — таксиста, который впоследствии становится выдающимся оперным певцом
Отрывок, характеризующий Лемешев, Сергей Яковлевич
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
Категории:
- Родившиеся 10 июля
- Родившиеся в 1902 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Калининском районе (Тверская область)
- Родившиеся в Тверском уезде
- Умершие 26 июня
- Умершие в 1977 году
- Умершие в Москве
- Певцы и певицы по алфавиту
- Певцы и певицы СССР
- Певцы и певицы России
- Певцы и певицы XX века
- Оперные певцы и певицы СССР
- Оперные певцы и певицы России
- Оперные певцы и певицы XX века
- Педагоги по алфавиту
- Музыкальные педагоги СССР
- Музыкальные педагоги России
- Музыкальные педагоги XX века
- Оперные режиссёры по алфавиту
- Оперные режиссёры СССР
- Оперные режиссёры России
- Оперные режиссёры XX века
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Народные артисты СССР
- Заслуженные артисты РСФСР
- Лауреаты Сталинской премии
- Музыканты по алфавиту
- Похороненные на Новодевичьем кладбище
- Теноры
- Члены КПСС
- Выпускники Тверской кавалерийской школы
- Выпускники Московской консерватории
- Преподаватели Московской консерватории
- Академические музыканты СССР
- Академические музыканты России
- Исполнители русских народных песен
- Оперная труппа Большого театра
- Персоналии:Екатеринбургский государственный академический театр оперы и балета
- Персоналии:Грузинский театр оперы и балета им. Палиашвили
- Персоналии:Михайловский театр
