Рубинштейн, Артур

Артур Рубинштейн Artur (Arthur) Rubinstein
1937 г.
Основная информация
Дата рождения	28 января 1887(1887-01-28)
Место рождения	Лодзь
Дата смерти	20 декабря 1982(1982-12-20) (95 лет)
Место смерти	Женева
Страна	Российская империя, Польша, США
Профессии	пианист
Инструменты	Фортепиано
Награды	«Грэмми»

Арту́р Рубинште́йн (польск. Artur Rubinstein, в других языках обычно имя пишется как Arthur; 28 января 1887 г., Лодзь, Польша — 20 декабря 1982 г., Женева, Швейцария) — польский и американский пианист и музыкально-общественный деятель еврейского происхождения.

Биография

Ранние годы и начало карьеры

Рано проявив музыкальные способности, обучался в Лодзи и Варшаве, затем в Берлине по фортепиано у Карла Генриха Барта, по теории музыки у Макса Бруха и Роберта Кана; юному музыканту покровительствовал лично Йозеф Иоахим. В декабре 1900 года состоялся первый сольный концерт Рубинштейна с оркестром под управлением Иоахима, на котором он исполнил сочинения Шумана, Шопена, Моцарта, а также Второй фортепианный концерт Камиля Сен-Санса. Публика приняла юного музыканта с восторгом, и за этим концертом последовали выступления в Польше и Германии, в 1904 году состоялся дебют Рубинштейна в Париже, а два года спустя — в Карнеги-холле в Нью-Йорке. Американская музыкальная критика отозвалась о пианисте весьма холодно, посчитав, что тот ещё слишком молод для серьёзных выступлений.

В возрасте 21 года, будучи нищим и считая себя посредственным пианистом, попытался покончить с собой. Однако ремень нищего пианиста оказался слаб и порвался, пианист упал с крюка и захотел есть. "На этот раз съем две(!) сосиски" - подумал он. Так, "благодаря ремешку", мир получил Артура Рубинштейна, с тех пор полюбившего жизнь.

Мировая известность

Вернувшись в Европу, Рубинштейн знакомится с представителями новой культуры — художниками Жаном Кокто и Пабло Пикассо, композиторами Каролем Шимановским и Игорем Стравинским, которые оказали на него достаточно сильное влияние. К этому времени музыкант несколько отошёл от регулярных занятий на фортепиано, хотя в течение некоторого периода брал уроки у Игнация Падеревского. Природный талант позволял ему с лёгкостью разучивать новые сочинения, читать с листа целые оркестровые партитуры и играть в ансамблях. В своих воспоминаниях впоследствии Рубинштейн признавался, что концертные программы того времени он часто недоучивал, полагаясь исключительно на свои способности. Помимо выдающихся музыкальных данных, Рубинштейн обладал открытым, дружелюбным характером, что быстро принесло ему популярность в музыкальных кругах.

В 1900—1910-е годы концерты Рубинштейна с большим успехом проходили в Австрии, Италии, России, в 1912 году состоялось его первое выступление в Лондоне. Во время Первой мировой войны Рубинштейн работал военным переводчиком (он свободно владел восемью языками), но не прекращал и концертной деятельности, выступая в ансамбле со скрипачом Эженом Изаи. Посетив в 1916—1917 годах с гастролями Испанию и Южную Америку, пианист заинтересовался музыкой Гранадоса, Альбениса, Вила Лобоса и де Фальи и в дальнейшем неоднократно исполнял их сочинения на своих концертах.

После окончания войны музыкант продолжил активную концертную деятельность, но после женитьбы в 1932 году на несколько лет прекратил выступления, чтобы улучшить своё мастерство и полностью переработать репертуар. Возвращение Рубинштейна на большую сцену состоялось в 1937 году, когда он совершил крупное концертное турне по США, и критики, тридцать лет назад говорившие о незрелости его исполнения, теперь единодушно назвали Рубинштейна одним из величайших пианистов XX века.

Эмиграция и послевоенная карьера

Большим потрясением для Рубинштейна, находившегося в то время в США, стало нападение нацистской Германии на Польшу в 1939 году. Многие из его родственников были отправлены в концлагеря. Музыкант навсегда отказался давать концерты в Германии. В 1946 году он принял американское гражданство и вновь начал выступать с концертами по всему миру как солист и в ансамбле с Яшей Хейфецем, Григорием Пятигорским, Генриком Шерингом, Квартетом имени Гварнери и многими другими выдающимися музыкантами. Пианист сделал более 200 записей, в том числе антологии фортепианной музыки Шопена и всех фортепианных концертов Бетховена. Неиссякаемая энергия позволила Рубинштейну накануне своего 90-летия, уже частично потеряв зрение, записать фортепианные концерты Брамса и Бетховена (с оркестром Концертгебау под управлением Бернарда Хайтинка), Грига, Шопена и Сен-Санса (с Лондонским филармоническим оркестром под управлением Андре Превина). Рубинштейн — десятикратный обладатель премии «Грэмми» за исполнение классических произведений. За выдающиеся заслуги ему была присуждена Премия Леони Соннинг за 1971 год, золотая медаль Королевского филармонического общества в Лондоне, Медаль Свободы США и другие награды.

Последние годы

В честь Рубинштейна в 1974 году в Израиле был учреждён Международный конкурс пианистов его имени. До последних лет своей жизни музыкант оказывал активную поддержку молодым талантливым музыкантам (в их числе Франсуа Рене Дюшабль, Кристиан Цимерман, Даниэль Баренбойм и др.), а также помогал развитию музыкального образования в Израиле. Последний концерт Рубинштейна состоялся 31 мая 1976 года в Лондоне, за три года до того там же вышла в свет первая часть его автобиографии «Мои юные годы», а в 1980 году — вторая часть «Мои долгие годы».

Рубинштейн умер в Женеве, не дожив чуть больше месяца до своего 96-летия. Музыкант завещал развеять свой прах над Иерусалимским лесом, однако главные раввины Израиля постановили, что в этом случае лес, являющийся общественным парком, подпадает под религиозные законы по обустройству кладбищ. В первую годовщину смерти Рубинштейна был найден компромисс: урну с его прахом захоронили на специально выделенном небольшом участке, возвышающемся над лесом. Участок получил название «Лес Рубинштейна».

Семья

Жена — Анеля Млынарска, дочь композитора и дирижёра Эмиля Млынарского. Дочь Артура Рубинштейна — балерина, актриса и фотограф Ева Рубинштейн. Сын — актёр и режиссёр Джон Рубинштейн.

Творчество

Творческое наследие Рубинштейна огромно — в его репертуар входили сочинения от И. С. Баха до композиторов первой половины XX века, однако наибольшую известность ему принесло исполнение музыки эпохи романтизма, в частности, Фредерика Шопена, лучшим исполнителем произведений которого многие музыканты считают именно Рубинштейна. Его исполнение отличается проникновенным лиризмом и тонкой фразировкой, экспрессивностью и богатейшей гаммой оттенков звучания.

Награды

• Золотая медаль Королевского филармонического общества (1961)
• Премия Леони Соннинг (1971)

• Гранд-офицер (9 мая 1972 года) и офицер португальского ордена Сантьяго и меча (31 мая 1958 года)
• Великий офицер ордена Почётного легиона
• Президентская медаль Свободы
• Почетный Рыцарь-командор ордена Британской империи
• Офицерский крест ордена Возрождения Польши
• Орден Альфонса X (Испания)
• Офицер ордена Леопольда I (Бельгия)
• Кавалер Большого креста и Великий офицер ордена «За заслуги перед Итальянской республикой»

Введён в Зал славы журнала Gramophone .

Библиография

• Rubinstein Artur. My Young Years. — New York: Knopf, 1973. — ISBN 0394468902.
• Rubinstein Artur. My Many Years. — New York: New York, 1980. — ISBN 0394422538.
• Sachs Harvey. Rubinstein, a Life. — New York: Grove Press, 1995. — ISBN 0802115799.
• Хентова С. М. Артур Рубинштейн. — М., Советский композитор, 1971

Ссылки

• [www.allmusic.com/cg/amg.dll?P=amg&sql=41:5381~T1 Артур Рубинштейн] (англ.) на сайте Allmusic
• [artofpiano.ru/person.php?p=arubinstein Записи Рубинштейна на сайте ArtOfPiano.ru]
• [www.arims.org.il/ Сайт Конкурса имени Рубинштейна]  (англ.)
• [www.krugozor-kolobok.ru/65/01/65-01-08.html Интервью для журнала «Кругозор» (1965 год) и аудиозапись этюдов Шопена]
• [www.youtube.com/watch?v=Ge-V8PwR9hI&list=RD02YGRO05WcNDk Второй концерт для фортепиано с оркестром Ф. Шопена. Лондонский симфонический оркестр. Дирижёр Андре Превин, солист Артур Рубинштейн. 1975]

Отрывок, характеризующий Рубинштейн, Артур

Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.