Сённергор, Сёрен

Сёрен Бо Сённергор
Søren Bo Søndergaard
Дата рождения:	16 августа 1955(1955-08-16) (68 лет)
Место рождения:	Кюндбю, Дания
Партия:	Социалистическая рабочая партия, Красно-зеленая коалиция
[sorensondergaard.dk sorensondergaard.dk]

Сёрен Бо Сённергор (дат. Søren Bo Søndergaard; род. 16 августа 1955, Кюндбю) — датский и европейский политический деятель, депутат Европарламента.

Биография

Сённергор — сын инженера Эрнста Сённергора и конторской работницы Бирте Сённергор. После окончания средней школы обучался на сварщика. До 1983 года работал на верфи группы «Burmeister & Wain». В 1977—1978 годах также прошел обязательную военную службу. В 1988—1994 годах работал преподавателем в технической школе в Копенгагене.

В 1983—1988 годах занимал должность секретаря Социалистической рабочей партии, датской секции Четвёртого интернационала. В 1994—2005 годах являлся депутатом Фолькетинга от Красно-зеленой коалиции, представлял датский парламент в Парламентской ассамблее Совета Европы. В 2006—2007 годах являлся членом городского совета Гладсакса.

Принимал активное участие в создании Народного движения против ЕС. Сённергор занял кресло депутата Европарламента после того, как в 2007 году председатель Народного движения против ЕС Оле Краруп, являвшийся депутатом с 1994 года, покинул свой пост в связи с последствиями автодорожной аварии. Вновь стал депутатом Европарламента по итогам выборов 2009 года. Входил во фракцию Европейские объединённые левые/Лево-зелёные севера в Европарламенте.

Ссылки

• [folkebevaegelsen.dk/spip.php?rubrique33 Официальный сайт Сёрена Сённергора]  (датск.)
• [www.europarl.europa.eu/members/public/geoSearch/view.do?language=EN&partNumber=1&country=DK&id=37676 Страница Сёрена Сённергора на сайте Европейского парламента]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Сённергор, Сёрен

– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.