Тринити (Джерси)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тринити

La Trinneté
Герб
Входит в

Джерси

Население

2718

Плотность

221 чел./км²

Площадь

12,3 км²

Координаты: 49°13′28″ с. ш. 2°04′47″ з. д. / 49.22432° с. ш. 2.07985° з. д. / 49.22432; -2.07985 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.22432&mlon=-2.07985&zoom=12 (O)] (Я)

Тринити (фр. La Trinité, джерс.: La Trinneté, букв. «Троица») — один из двенадцати приходов острова Джерси (Нормандские острова). Он находится на северо-востоке острова.

Традиционно Тринити считается самым сельским приходом Джерси, являясь третьим по величине. Здесь располагаются Королевское Джерсийское сельскохозяйственное и садоводческое общество и знаменитый Джерсийский зоопарк имени Джеральда Даррелла.

На гербе Тринити изображён Щит Троицы в виде диаграммы из слов.

Среди известных уроженцев прихода можно отметить сэра Артура де-ла-Мари (1914—1994), отставного дипломата и посла в Японии, Таиланде и Сингапуре. Он писал свои произведения на джерсийском диалекте, используя особенности, присущие тринитийскому говору (Trinnetais).


Напишите отзыв о статье "Тринити (Джерси)"

Отрывок, характеризующий Тринити (Джерси)



13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.